Василий Аксенов - Оспожинки

– Как-то уехала она, – продолжаю, – в командировку, в Германию. На конференцию. Не раз уж ездила туда… Детей спать уложил…

– И дети есть?

– Есть, – говорю. – Двое.

– А у меня вот нет… аборты делала, пока летал я, меня не спрашивала, дура… Теперь уж поздно, эта не рожает. Ну, так и что?

– Сел за компьютер. Хотел проверить свою почту…

– А ты владеешь?

– Чем?

– Компьютером.

– Немного…

– Ну, так и что?

– Что так и что?

– Хотел проверить свою почту…

– Ну, и полез…

– Ну, и полез… А я хотел купить себе компьютер, да что-то это… А на хрена он, думаю, мне нужен… Ну, и полез?.. И что?

– Ну, и залез… А она из своего ящика почтового не вышла, забыла как-то… может, торопилась… Автоматически открыл. Читаю. Он, друг её какой-то, пишет, что уже снял один на двоих номер в гостинице и ждёт её.

– Вот это да. Вот это новости.

– Текст по-немецки…

– Вот это ёперный театер. Обалдеваю.

– Я думал, перевод какой-то… Она – филолог… Думал, статью какую-то перевести ей надо, или доклад… думал, цитаты… Читаю дальше. И дошло… Я чуть со стула не свалился…

– Не удивительно.

– Пошёл ночью в «24», купил водки литр – выпил. – Ну, так и правильно. Но литр – мало!

– Не опьянел…

– А так бывает.

– Не ожидал…

– А как?.. Я же сказал, что литр – мало!

– Я не ревнивый…

– Ага, ещё их ревновать!.. Того не стоят.

– Но то, что она от меня может уйти к кому-то другому, не мог представить… Я же ведь лучший, я ведь муж.

– Они про это прямо помнят… Все мы такие… простачки… Там зазудилось – вся причина. Ты извини уж, по-прямому.

– Еле дождался, – говорю. – Через неделю приезжает. Ну ты и стерва, говорю ей.

– А не здорово, дорогая. Вот это верно. Это правильно. С порога…

– В чём дело, мол? А ты не знаешь… Нет, говорит, и вид спокойный.

– Они умеют. Другое – нет, а это – да. Глаза невинные состроит – честнее нет на свете человека… ну, в смысле – бабы.

– Так-то и так, мол… рассказал ей…

– И ты же после будешь виноват!.. Мы проходили… Да ну их на хрен, этих баб. Без них спокойней. Вот мы тут – нам же хорошо…

– Как ты посмел читать чужие письма?!

– Ага!

– Нечаянно…

– Секреты Пентагона!

– Ты проверял!.. И тут же в слёзы.

– А это – хитрость.

– Не знает, как так получилось.

– Они не знают, как так получается… Всё они знают, кошки драные!

– Люблю, мол, тебя, но как нам теперь, после всего этого, жить, не представляю.

– О чём же раньше она думала?!

– К тому она, мол, уходить не собирается…

– Или им думать нечем, а?!

– Мол, поняла, что временное ослепление…

– Ага! Манёвр, известны их повадки.

– А мне от этого не легче.

– Ещё бы… Знаю этих баб… А литр, Ваня, правда, мало…

– Собрал я рюкзак, книжки какие-то, ещё там что-то…

– Я бы на двух, наверное, остановился. А литр – мало.

– Подхожу к двери. Она в коридоре. Заплаканная. Держит меня за рукав куртки. Смотрю…

– Одумалась.

– А мы с ней громко разговаривали…

– Да это вряд ли… И это хитрость, та натура!

– Дети проснулись, стоят молчком в дверях комнаты и смотрят на меня во все глаза… Я и остался – ноги отказали.

– Ну, это… как там, не скажу.

– Но нестерпимой стала жизнь.

– Это понятно.

– Хожу, об этом только думаю.

– О чём ещё-то… ясно дело.

– А ночью – вовсе… Начал допытываться: сколько у них было раз, как, где и прочее… Противно сделалось.

– Ещё бы!

– И не могу, чтоб не расспрашивать, и тошно это узнавать… Сам себе стал я ненавистным…

– А это зря. Ты-то при чём?

– И без неё как, думаю… привык… Но и простить ей не смогу.

– А что прощать-то?! Спускать им нечего… Измена.

– Сказал, что съезжу к матери. Мать у меня здесь, в Сретенске… Побуду там, потом решу, мол.

– Ну, так давай.

– Давай.

Допили самогонку.

– Ну, рассказал ты.

– И ты тоже.

– Ну, жить-то будем!

– Не помрём!

Часа в три ночи только мы расстались со Степаном. Не с первой, конечно, попытки. Так руку жал мне – отдавил.

Домой приехал.

Заглушил машину.

Голову положив на руль, немного подремал. Окно мама не закрыла – не заметила, значит. Залез на веранду. Тихо прошёл к себе. Лёг спать.

Про Машу думаю.

Потом вдруг вспомнилось.

Декабрь, как всегда, морозный. Исленьск в непроглядной изморози и в густом дыму. Взял я в институте академический отпуск. Устроился в типографию наборщиком. Собирались с Витькой Гаузером, который, окончив медицинский институт, работал ещё в Исленьске, а уезжать в Германию ещё не думал, авиабилеты уже взяли на самый последний вечерний рейс, лететь на выходные дни в Елисейск, чтобы встречать там Новый год с одноклассниками. Поздно вечером двадцать шестого декабря пришли за мной в общежитие. Суток трое держали нас на призывном пункте. Мы там и выпить умудрялись. Были у меня тогда заплатанные джинсы, рваный свитер и длинные волосы – хипповал . А со мной, на соседней полке, на третьем ярусе, расположился Лёха из Ужура, коротко стриженный, спортивного вида, боксёр какого-то разряда, уже не помню. Я ему явно не понравился. Всё задирался. И подрались мы. Ребята кое-как разняли. Утром всех нас посадили на поезд и повезли. На юг куда-то. Аэродром военный после. Потом уж поняли мы, что в Афган.