Михаил Лучина - Чем живём?

В память об этой блестящей операции у Артема осталась почетная грамота.

…

Немногим больше четырех месяцев Артем получал военно—учетную специальность, связанную с военной разведкой. За эти первые месяцы, тянувшиеся достаточно долго, произошло много событий. По—настоящему его удивило, что он практически не заметил проявлений неуставных взаимоотношений. Ему не удалось встретить избиений до полусмерти, абсолютной отстраненности офицерского состава от солдатских забот или иных аховых явлений. Определенно одну из ключевых ролей в этом сыграли различные правозащитные организации, постоянно наведывавшиеся в воинские части по всей России. Основываясь на этом, Артемий сделал для себя заключение: бесспорно, армия как держалась, так и продолжает держаться на порядке «у деда права, а у салаги обязанности»; старослужащие гоняют молодых, кого—то в большей степени, кого—то в меньшей, называя их «СЛОНами»; но ситуация изменилась по сравнению с концом девяностых – началом двухтысячных.

Справедливости ради стоит отметить, что ему повезло не столкнуться со старыми бесчеловечными порядками, вспыхивающими порой в различных в/ч страны мнимыми или реальными самоубийствами, стрельбой оскорбленных по издевателям и т. д.

Впрочем, хватало эпизодов, которые могли испортить общее впечатление. Отношения между представителями различных национальностей в армейской среде в целом не зиждутся на конфронтации. Но время от времени разгораются конфликты.

Одним вечером, когда в роте не оказалось ни офицеров, ни контрактников, остались лишь срочники, а за старшего был дежурный по роте из «дедушек», у импровизированного спорт уголка на одном из концов центрального прохода гурьбой сидели человек десять и громко обсуждали, что только не подвернется под язык.

– …Я вообще такого не видел ни разу! Какой—то солдатик решил перед строем прогуляться! Я его раз окрикнул, два! В итоге за шкирку пришлось оттаскивать – топай, давай, за строем! Такие тупые солдаты нынче… – рассказывал один из заместителей командиров, младший сержант Иванов. Негодовал он с того, что ему пришлось пресекать злостное нарушение неписаного армейского кодекса. Перед строем никто ходить не должен! Только если спросишь разрешение у командира. Разрешит – пролетай мигом! Строй праздной прогулки перед собой не потерпит! – Вспомни дембеля нашего, Митьку—штангу, тот даже «летех» не пускал…

Десять парней разного призыва и различных народностей воплощали в себе срез своей многонациональной роты. Русские, армяне, дагестанцы, башкиры… Около сотни человек в подразделении с таким разным культурным багажом неплохо уживались. Но искра изредка проскакивала. Энергии много, недаром спортсмены. Так что порой выплескивалась наружу. Вот и по нашему горячо обсуждавшему всякое десятку, особенно тесно сплоченному меж собой на почве любви к единоборствам и постоянным совместным тренировкам, можно было вывести волнообразный график эмоционального состояния: от спокойного до горячего.

– Да, кстати, надо бы к ротному подойти, времени у него немного выбить на подготовку, а то на следующей неделе отбор по рукопашке начинается, – Иванов проявлял здесь заботу о новобранцах, которые рвались поучаствовать в турнире. Сами «старики» желанием не горели, то ли из—за потери физических кондиций, то ли из—за опаски поколебать свой авторитет, уступив «молодняку».

– Лучше не рассказывай мне про эти соревнования! Организация нулевая! Троих моих земляков из пехоты не взяли! – злился младший сержант Габараев. Вольник из далекого Дагестана заводился с полуоборота, когда примечал в чем—либо несправедливость. Далеко не всегда он мог сдерживать свои благородные порывы, за что был на карандаше у начальника учебного центра.

– У них там лимит на легионеров! – сострил Иванов. – Насколько я знаю, набирают ограниченное количество…

– Да ладно, там еще принимают, я знаю, – перебил Габараев. – Специально не пускают.

– Еще скажи, что это дискриминация! – отправил фразу сидящий напротив старослужащий Певцов, не менее бойкий, чем его адресат. – Мне как—то одни чудики говорили, что после дела Расула Мирзаева кавказцев стали ущемлять в правах. Ты, небось, также думаешь?

– Я разве говорил об этом! – уже пошел разговор на повышенных тонах.

– А я не удивлюсь, если скажешь!

– А я не удивлюсь, если твой взвод опять всю роту подставит, – Габараев решил надавить на больное место замкомвзвода Певцова, подчиненные которого порой давали маху.