Вячеслав Киктенко - Грустный перечень моих убийств

Что ни день, «принцесса» приоткрывала завесу, заставляя с ещё большим нетерпением ждать предстоящего праздника. С природной тонкостью и расчётом (чтоб хватило на каждый оставшийся денёк) она интриговала программой новогоднего Бала.

– Перво-наперво – телевизор!..

Этого мы еще не видали. Слышать слышали, в кино видели эти скруглённые по бокам ящики с пучеглазыми линзами. И вот теперь один из таких должен предстать перед нами воочью.

– Это раз. Это пока готовится стол…

– А что к столу?

– Ну, пирожные – лениво растягивала, видя наше нетерпение, девочка.

– Ну, лимонад…

– А какой? Я лично лучше всех люблю «Крем-соду»!..

– И «Крем-сода» будет, и «Дюшес», и даже «Крюшон» – многозначительно

понизив голос, сообщала она…

Про этот самый густо-пенный лимонад «Крюшон» говорили, что он хмельной, и детям наливать воздерживались. А тут, гляди-ка, – можно!

– И мороженое с вареньем. И чай с конфетами «Белочка», и «Мишка на севере», и «Мишка косолапый»… – Много чего такого интересненького, застенчиво интимничая, обещала она.

Про основное блюдо мы и не спрашивали. В магазинах тогда было всё – икра, мясо, рыба по доступным ценам. И хотя нечасто перепадала та же икра, роскошествовали, бывало, и мы. Причём предпочтение отдавалось красной – она была так крупна, красива, зерниста! Точно смородина, аккуратно снятая с куста, тщательно очищенная от веточек и

соринок…

– Ну, а дальше?

– А дальше – Бал! То есть, танцы…

– Какие еще танцы? – ужасались мы с Коляном.

– Вокруг ёлки – успокаивала Лиля. Просто полька, хоровод вокруг ёлочки. Да вы не бойтесь, это же просто! Мама в два счёта научит…

– А потом?

– А потом – игры, загадки, викторины.

– Ну, это ладно, это сойдёт… А потом?

– А потом – загадочно улыбалась фея – потом лотерея с подарками…

Вот это да! – ухало сердце – что же это за дом? Что же это за подарки такие?

– А что, что? Назови хоть что-нибудь!..

И вот тут, в этом коронном пункте, царица была непреклонна:

– Доживёте – увидите. А то неинтересно.

– Ещё как интересно! Ты чо? Ну скажи, жалко тебе, да? – Ещё продолжали мы тянуть жилы, но, убеждаясь, что уста царицы немотствуют окончательно и бесповоротно, сдавались. И, жалковато отыгрываясь, сквалыжничали:

– А всем подарок достанется?

– Всем, конечно же, всем – милосердствовала Снегурочка – лотерея беспроигрышная…

– А сколько гостей будет? А кого позовут? (кроме нас, естественно) – ревниво любопытствовали мы.

– А взрослые будут?

– Нет, взрослых не будет. Они соберутся в другой раз. Отдельно.

Ух ты! Отдельно взрослые, отдельно дети. У нас так всё в кучу, в один присест. Да ещё после обеда обязательно выпрут в другую комнату… Или на улицу…

– А кто из ребят будет?

– Из ребят?.. – Она задумчиво загибала пальцы – один, два, три…

Вот уже кончились пальцы одной руки… Вот уже загнут восьмой, девятый, десятый… Куда, куда столько? Как можно? Зачем? Неужели хватит подарков? – ужасался я молча,

а вслух лишь предательски выдавил:

– Нелька будет?

– И Неля будет. Мама сказала, в первый раз пригласим всех ребят, посмотрим, кто умеет себя вести прилично, а кто нет.

Вот это да! Это по-королевски.

…обидно, правда, что старались зазря, обхаживали принцессу впустую – позвали б и так. Но жалеть теперь поздно.

Да нам с Коляном, честно говоря, и жалеть-то было не о чем – игра в поддавки принята, негласно одобрена, и яблоко раздора, нежно подброшенное судьбой, с каждым днем становилось всё соблазнительнее, всё слаще, – наливаясь, дозревая до своей окончательной полноты, до промысленного свыше исхода…

***

Свежо, празднично пахнуло мандаринами, вынутыми из буфета, остро запахло ёлкой, оттаявшей в чулане и уже с самого утра, покуда я досыпал, вставленной в крестовину, сооружённую из перевернутого табурета посреди комнаты.

Теперь предстояло нарядить её с тонким, вечно непредсказуемым выбором, с учетом зияний и выпуклостей кроны, её мутноватых, иззяблых глубин; нарядить хрупкими шарами, витыми стеклянными сосульками, морозно облитыми звёздами, перевить канителью, пересыпать блёстками, увешать конфетами и грецкими орехами, звонко обёрнутыми в золотую и серебряную фольгу – в общем, свершить весь тот волшебный, радостно-хлопотливый обряд, который ожидался каждый год с таким нетерпением, с предвкушением чего-то неизмеримо большего, чем может дать любой, самый замечательный праздник на свете. Каждый год ожидалось Чудо.