Владислав Лукьянов - Смерть бывает приятной. Сборник рассказов

И появляется в красной комнате, сделанной из кусков мяса и кишок, выпадающими из стен, как нити на некачественной одежде. Повсюду видны руки. Руки, отрубленные до локтя, торчащие из стены и перебирающие между собой эти кровавые ленточки, вытаскивая их из мясных стен и засовывая обратно. На месте же лампы, что должна производить свет на комнату, расположен склизкий мозг, а из него доносится совсем тусклый, слабый свет, падающий лучами на картину Рембрандта, вывешенную на стене, где Христос, подняв правую руку, воскрешает мертвеца – Лазаря – лежащего в погребальной пещере и вот, первое открытие глаз. И изумлённые лица, увидевшие чудо. Но свет в красной комнате не направлен во все стороны. Свет идёт на по двум местам – освещая картину, и прямиком вниз от себя – пороча чёрный стул, сотканный из загнивших конечностей, на котором восседает молодой мальчишка, лет шестнадцати, привязанный к стулу крепкими верёвками, и по всей их длине расположены глаза, смотрящие прямо на Петра.

– Отец, помоги мне, – истощённо выговорил мальчишка, с усилиями подняв свою голову. – Ты принёс пистолет? Тогда пристрели меня, я больше не могу.

– Кто ты? Куда я попал? – Начал беспокойной произносить Пётр нервным от страха и отвращения голосом. Ноги его все погрязли в кровавой субстанции соков, что творит комната свисающими ногами с выломленными костями со своего потолка, капая на пол и образуя лужу, что начинает заполонять комнату.

– Ты снова всё забыл? – Опустив голову, отчаянно риторически спросил он у отца. – Сейчас всё не важно. Ты должен исполнить свой долг. Застрели меня. Как любящий отец – это лучшее, что ты можешь сделать. Когда-нибудь ты поймёшь меня.

Посмотрев себе на руки, Пётр увидел, что они все в морщинах, а в них он держит револьвер странной формы. Барабан был меньше обычного, но вмещал тринадцать пуль. А ствол столь велик, что пистолет скорее оказывался схож с веткой от сломленного дерева, уничтоженного одним из лесорубов, чем на смертельно опасное оружие. Однако, он вполне был дееспособен. В этом Пётр убедился, случайно нажав на курок и выстрелив в пол.

– А-а-аргх! – Издался ужасающий, приглушённый вопль чего-то огромного, доносящийся далеко сверху, будто в далёких горах, но такой громкий, что дошёл и до наших бесправных ушей самаритянинов.

– Хорошо, ты можешь владеть им. Теперь направь на меня и нажми снова на курок. И всё пропадёт, всё станет лучше, как прежде. Ты это знал, и ты для этого и пришёл.

– Но что, если я не хочу стрелять в тебя?

– Иначе умрёшь и ты. Мне очень тяжело говорить. – В этот момент мальчишка несколько раз кашлянул кровью на землю. И она поползла совсем медленно, как улитка, в сторону Петра, делая редкие, но целеустремлённые рывки. – Тебя убьёт эта комната. И посадит туда, где сейчас я.

– Как тебя звать?

– Ты мне часто рассказывал эту историю. Вы с мамой назвали меня в честь вашего общего друга, что помог вам выбежать из пожара по лестнице, которую он успел привезти именно к вашему окну. Меня зовут Антон.

– Надеюсь, ты простишь меня, – трепетно сказал Пётр и наставил веточный револьвер в сторону Антона. Комната начинала заполоняться соком, текущего с потолка, всё быстрее, а руки, до этого только перебирающие ленточки, начинали хватать Петра за ноги и руки, постоянно мешая ему совершить детоубийство. Руки его сильно дрожали и он не мог всё никак решиться на огненный выстрел, что пронзит молодое тело.

– Пауки! – Крикнул Антон, отчего Пётр испугался настолько сильно, что пальцы непроизвольно свелись в кулак. И один из пальцев был на курке пистолета, направленном на Антона. Выстрел.

Весь свет погас в ту же секунду. Глаза, смотревшие из верёвки, захлопнулись. Руки, начинающие обхватывать всё тело Петра, пропали, оставив лишь кровавые следы на его футболке и джинсах. Жидкость, что уже просочилась в ботинки Петра, испарилась паром. И Пётр оказался во тьме. Без ничего. Только с обломленном револьвером, что сломался пополам от рокового залпа, продырявившего сердце сына. Тьма сделала свой удар.

Осталось только идти. Снова, не зная куда, не зная зачем. Окружённым лишь чёрной мглой, безграничной, всепоглощающей. Пётр не видел ни своих ног, ни рук. Он шёл по ощущениям. Первый шаг оказался самым сложным – потому что был до ужаса не предсказуемым. Но, наполнив свои лёгкие крепким вдохом, Пётр решился и сделал шаг. И ничего, будто наступил на те же лестничные плиты. Однако он почувствовал отсутствие ботинок. Страшно перепугавшись, Пётр схватил себя за тело и понял, что он стоит полностью без одежды. Он делает второй шаг растопыренными пальцами по темноте.