Владислав Лукьянов - Смерть бывает приятной. Сборник рассказов

– Странно как-то, Луны нет, – промолвил тихонько Пётр, после рассказа, совсем отвлечённо, хоть и внимал каждому слову. – Абсолютно нет, даже звёзд. Но будто множество маленьких Солнц расположилось на небе. Одни – поменьше, другие побольше, как вот та, что слева от нас. И ветер задувает, будто спиралями. Чувствуешь, как резвится? Да и дождь какой-то странный, без туч. Будто падает с самого неба, так ещё и жжёт кожу своими каплями.

– И впрямь, нет ни звёзд, ни Луны, ни туч, а дождь капает – подняв голову на небо и осмотревшись по сторонам, подтвердил Вася. – Ну-ка, вытащу руку. Ах, сука! Жжёт, будто кипятком облили! Ты как вообще ходишь здесь в одной футболке, так ещё и без шапки?

– Я чувствовал боль и сильнее. Намного, вы себе такую и представить не сможете. – Сказал Пётр и продолжил наблюдать за удивительным небом, пытаясь запомнить в деталях игру тёмно-синих оттенков, переплетённых в борьбе золотистых проблесков Солнц, что усеяли вечернее небо. Поразило сознание Петра и особенно выделившийся на фоне далёкий, раздроблённый разрядом молнии чёрный ствол, стоящий на возвышенном холме в своём печальном одиночестве. «Такой пейзаж не увидит больше никто» – подумал про себя Пётр.

Василий ничего не ответил на столь строгий, сухой ответ.

Ещё некоторое время они шли в тишине. Василий погряз в собственных мыслях, что начали поглощать его, словно болото, и всё его внимание было сосредоточено лишь на догорающей сигарете – ему было не до разговоров. Пётр ничего не говорил по более тривиальной причине – он не знал, что сказать. Однако, спустя около пяти минут ходьбы, когда дождь уже почти весь пропал, а лучи Солнца начали появляться ещё совсем малыми порциями за дальним горизонтом, что был виден через узкие пустые пространства меж домами, загоняя темноту в самые далёкие углы, избивая её до смерти каждым новым проблеском разгорающейся звезды, знаменовавшей начало нового дня, Пётр решился спросить:

– Получается, ты убил моего отца?

Второй раз за ночь глаза начали бегать у Василия. Но в этот раз не от безумных слов Петра, удивившего старика до трясучки. Нет, в этот раз от испуга. Сравнимого с загоном в угол плешивого и худощавого волка охотниками, вооружёнными демоническим, убийственным средством, которое люди именуют «ружьём».

Бросив свою сигарету, огонь которой начинал добираться до кончиков пальцев, он пытался говорить уверенно, но дрожь пробиралась через его горло:

– Что ты такое говоришь? Где мне взять машину, видел ведь, где я живу.

– Ты ведь пил пиво. Я предположил, может ты это и был.

– Будто только я здесь пиво пью. Полгорода бухает, так это ещё минимум. Кого не встречу – хлещет лучше Ельцина! – И он чуток усмехнулся, однако быстро прервал прорывающийся истерический хохот, подбирающийся всё ближе. – Мы кстати почти дошли. Вот, видишь тот дом? Там вы и жили, на четвёртом этаже. Сорок третья квартира, как сейчас помню.

Дом скорее похож был на тюрьму, чем на жилое здание. Тёмное, без каких-либо источников света из окон квартир, а сами они сделаны из стекла, креплениями для которого являлись железные, диагональные прутья, и иногда украшенные задними шторами с цветками всевозможных оттенков, вытканными умелой рукой швеи, батрачащей на заводе уже не первый год и имеющая такие же шторы в своей однокомнатной, уединённой квартире третьего этажа, купленные за сто рублей на распродаже в магазине для закрытия от света, что бьёт прямо в глаза, отчего она слышит постоянно недовольные голоса малых детей, Насти и Даши, кричащих: «Мама, закрой нас от солнышко, ничего не видно!».

– Господи, зачем оно так ярко горит? – Задала она сама себе вопрос, не нуждающийся в ответе, и закрыла окна своими же, купленными шторами, погрузив комнату во тьму, в угоду детям. Что видели они во тьме? Этого мы не узнаем никогда, но она привлекала их своей загадочностью и безграничной свободой. Ты мог воссоздать у себя в голове любой мир. С любыми правилами. Для Насти и Даши это было спасением от света, что был уродлив и неказист. Для женщины это было потуханием последней надежды. Вскоре, ткачиха была найдена повешенной на работе. Она соткала крепкую верёвку, использовав все оттенки нитей воедино. Смерть необычайна красива в своей трагичности, не правда ли?

Подходя ближе к дому, Пётр начал замечать надписи на стенах: «В тридцать третьей живёт шлюха!», «Люда, я тебя люблю», «SлиV Fooтak D3vачEK:…» и ссылка на чей-то телеграмм канал, освещённый первыми лучами солнца, проникающими сквозь щели домов, оставляя полосы тепла на бездушных кирпичах, покрытыми безвкусными граффити.