Владислав Лукьянов - Смерть бывает приятной. Сборник рассказов

– Что стряслось? Ты куда выбежал на ночь глядя? – В перевязанном белом халате сказала Светлана, чей голос ещё не пробудился полностью ото сна, но глаза от удивления оказались столь огромны, что Дмитрий даже забыл на мгновение о произошедшем. Однако, быстро опомнившись, начал тараторить, иногда заикаясь и запинаясь с дрожью в голосе – дождь оказался крайне холоден, словно с неба летят сосульки из льда.

– Я забыл картину на террасе, оставив её там, когда мы пошли обратно домой. Вспомнил только сейчас, вот она, смотри. Сильно испачкалась?

Светлана испугалась до ужаса, и по ней самой пробежали мурашки, сделав её кожу перепончатой, как у земноводного. Перед ней пристала картины девушки, вместо глаз у которой оказались две большие, чёрные точки, что закрыли большую часть лица, чёткие границы которого растворились по комнате, оставив следы на высушенных чернотой растениях и сгнивших от наводнения шкафах. И нож, до селе лежащий в руке девушки, расплылся по холсту, но само острие, что сохранило свою напоминающую лезвие форму, оказалось воткнутым в зеркало – единственное не испорченное от дождя место картины – попав отцу в лоб, и красные оттенки, что использовались для изображения солнечных лучей меж загромождающих небо туч, оказались на зеркале, растекаясь по всему телу отца, оставшегося в той же ужасной гримасе, напоминающей о чудовищной сущности домашнего тирана. Картина осталась неизменна в своём посыле, но смысл её изменился, став совсем другим, иным, чуждым Дмитрию, живущему только в ярких образах.

– Картина вся промокла, Митя. Она стала ужасной, – прикрыв руку ладонью теперь не от смеха, сказала Светлана, затем отвернувшись от испугавшего её образа.

Дмитрий, перевернув картину к себе, остался разбит – его творение стало никуда не годным, как ему показалось сначала – теперь она стала лишь набросками клякс и грязи, намалёванных на белый лист. Но, приглядевшись ещё раз, Дмитрий увидел то же, что и Светлана, и увиденное им полотно испугало художника ровно настолько, сколько и поразило своей мрачностью и своеобразной, однако поражающей красотой смерти.

– Теперь она действительно шедевр, – сказал с горящими глазами мокрый Дмитрий, с которого, как с не выжатой тряпки, стекала вода. – Дождь сделал моё лучшее произведение.

Тьма.

Свет.

Есть ли разница между ними? Свет исходит из темноты, или тьма выплеснулась чёрным шоколадом в белое, кипящее молоко, именуемое Вселенной? Одно я могу сказать точно – они сливаются в друг друга, образуя единый цвет. Люди назвали этот оттенок одновременно чёрного и белого цвета насыщенным словом, которое мне так приятно воспроизводить в звуке – жизнь.

Головокружение и помутнение рассудка одолело головной мозг. Он открыл глаза, и не увидел ничего. Взор был чист и несмотря на блестящее зрение, его окружала пустота. Белое пространство, что не заполнено ничем, кроме воздуха, позволяющим ему дышать, и света, исходящим отовсюду. Нет единого источника, откуда испускаются пронизывающие насквозь лучи, что придают местности ярко-белый цвет. Но он и не мог сказать, что свет выбивается из каждой стороны, окружающей его. Свет есть, для него не нужны никакие условия. Это надо принять, как истину.

Лежа, он упёрся одной рукой сзади своего тела и согнул ноги, положив вторую руку на колено. Медленно поднимаясь, разгибая ноги в коленях, человек чувствовал хруст, доносящийся от каждой кости. Они будто были переломлены и склеены заново неуклюжим методом новобранцем-медиком, попавшим в полевые условия войны, окружённой всполохами земли от артиллерийских снарядов.

Наконец, после мучительного поднятия собственного тела, он сделал свои первые шаги. Ноги его будто тонули в белом пространстве, не обрамлённым твёрдой поверхностью. Он ощущал, словно летит, а ноги болотисто тянет вниз. Шаги же были тверды, и опирались, как на каменную, мощённую дорогу, спроектированную римскими мастерами ещё задолго до рождения человека. Если оно вовсе было.

Первые шаги по дивному миру оказались столь не уверенными, что от нарушения восприятия реальности вокруг себя человек несколько раз упал. Сначала вперёд, будто столкнулся ногой об неувиденный им тротуар. Затем назад, как любой из нас, не увидевший подлую табличку «Осторожно! Мокрый пол!», и решивший пройтись размашистой походкой.

Но затем шаги становились всё смелее. Он начал понимать, как идти, не боясь сделать лишнее движение. Какой бы хаотичной не казалась вокруг него пустота, она тоже имеет свои правила. И человек выучил их.