Но не будем забегать вперед. С этим я еще столкнусь в моем повествовании.
Нефтегородок тоже не произвел на меня впечатления. Это был тип микрорайона, приспособленного под обслуживание нефте- и газоперерабатывающих предприятий, в основном с четырёх и пятиэтажными кирпичными постройками…
Трамвай довез меня до улицы Энтузиастов, и я без труда нашел дом своего институтского товарища. Двери открыл сам Иван. Он сначала остолбенел и от неожиданности потерял дар речи. Потом бросился обнимать меня.
– Не позвонил, не написал. Дал бы телеграмму, что-ли… Как с неба, ей богу! – растерянно запричитал Иван.
Сюсюканий и соплей я не любил и в отличие от Ивана сдержанно принял проявление его телячьего восторга: в таких сиюминутных выражениях мне всегда виделась некая фальшь, и, может быть, именно от того, что они сиюминутны. Я терпеливо дождался, пока он отпустит меня, и с усмешкой сказал:
– Да ты не напрягайся, Вань. Я у тебя на пару дней, пока устроюсь как-то. Это возможно?
– Что ерунду говоришь, – обиделся Иван. – Я мог бы встретить тебя. Город-то незнакомый. Как добирался?
– Нормально. От вокзала троллейбусом, здесь трамваем.
– Есть хочешь?
– Спасибо, я на вокзале чаю выпил.
– Чай – не еда. Давай, тащи вещи в мою комнату и пошли на кухню пельмени есть.
В комнате Ивана с трудом помещались кровать, шифоньер и однотумбовый письменный стол. Я запихнул рюкзак под стол, чемодан поставил рядом так, чтобы не загораживать проход.
– Мне б помыться, – попросил я.
– Прости, не сообразил, – хлопнул себя ладонью по лбу Иван. – Иди в ванную, я сейчас принесу полотенце.
После душа ели пельмени, выпили по рюмке водки из графинчика, который Иван достал из серванта, и болтали, вспоминая студенческие будни.
– А чего ты приехал летом-то? – спросил Иван. – Ты же собирался к сентябрю.
– А поработаю до школы где-нибудь. У тебя же отец начальник отдела кадров? Поможет?
– Да запросто! – согласился Иван.
– Родители-то знают, что я могу завалиться к вам татарином? – спросил я.
– Почему татарином?
– Да ведь говорят, «незванный гость хуже татарина».
– Не бери в голову, – засмеялся Иван. – Достаточно того, что они про тебя знают. Разберемся…
Вечером пришли с работы отец и мать Ивана. Иван представил меня, сказав, что я буду работать в школе учителем.
– Какая школа, – пожал плечами отец Ивана Сергей Николаевич. – Июнь месяц только пошел.
– Да я поработать хочу до осени. Поможете?
– А что я вам предложить могу? Разве что рабочим, а у вас диплом о высшем образовании.
– Так я на другое и не рассчитываю, – заверил я. – Пару месяцев физического труда только на пользу пойдут.
– Похвально, – одобрил Сергей Николаевич. – Рабочих рук у нас всегда не хватает. И когда вы хотите приступить к работе?
– Да хоть завтра, – сказал я.
– Идет! Завтра жду к десяти в отделе кадров. Ванька покажет, где наше управление.
Может и ты, Вань? – повернулся Сергей Николаевич к сыну. – Заодно с приятелем. Чего без толку дома сидеть?
– Ты, что, отец, сдурел, – вступилась мать Тамара Петровна. – Ему школы по горло хватит.
– Не, батя, я погожу, – засмеялся Иван. – Это Володька. Он у нас особенный, с чудинкой. А я лучше на диване поваляюсь, книжки почитаю, да на речке позагораю в свое удовольствие.
– И по девкам побегаешь, – недовольно буркнул отец.
– Серёж! – Тамара Петровна строго посмотрела на мужа.
Ванька только ухмыльнулся, но промолчал.
Пили за знакомство из того же графинчика и снова ели пельмени, правда, прежде съели по тарелке наваристого борща.
Тамара Петровна водки не пила и в разговоре участвовала неохотно. Только спросила в конце ужина:
– Это правда, что вы, Володя, обладаете каким-то особым даром? Ваня говорил, что вы можете лечить руками и предметы двигать взглядом.
– Ну что вы! Иван вам наговорит. Что-то могу, хотя ничего необычного здесь нет. А так больше разговоры.
Я по-прежнему старался быть осторожным. Я помнил письмо физика Френкеля, которое в своё время напугало отца. Тогда отец в осторожной форме написал о моих способностях и, в частности, о способности предвидения в Академию Наук СССР и получил ответ профессора Н. Блохина: «У меня позиция была и остается твердой: с научной точки зрения в этом феномене ничего нет. Чудесами и мистикой мы не занимаемся». Френкель же на письмо ответил мягко, но ответ его прозвучал, как предупреждение и напугал отца: «…обстановка в науке настолько сложна и опасна для открытого обсуждения этих сложных проблем, что приходится скрывать информацию в стенах лаборатории, хотя лаборатория поддерживается профессором А. Д. Александровым… Поэтому ни в коем случае не следует никому нигде рассказывать… Все будет расценено, как распространение лженауки».
Читать дальше