Мария Мызникова - Все еще впереди

Получается, Древо жизни является еще и Символом трехмерности нашего Мира. А корень и крона неявным(мнимым) образом вводят в наше бытие Вечный круг и некоторый Конус.

Количество функций элементов дерева сводится к числу семь. Это – корень, ствол, ветви, листья, цветы, плоды и семена. Удивительным образом слова “семя” и “семена” имеют корень “семь”. Здесь, число “семь” – это и многообразие функций и пошаговый процесс некоторого бытия Мирового дерева.

Концептуальные художники рисуют это Мировое дерево с замысловатым переплетением ветвей, напоминающим переплетение “мировых линий” в ОТО(общая теория относительности) Эйнштейна и линий торсионных полей в ТФВ(теория физического вакуума) Шипова. Похожее переплетение корней у дерева в Кельтском символе.

Крону дерева эти художники часто представляют в виде спиральных рукавов некоторых Галактик. Изображенное таким образом Древо жизни, с элементами метафизики и космогонии называется “космогоническим деревом”. Это дерево, при достаточно развитом воображении, напоминает уже нашу Вселенную с семью “зацепленными” элементами.

Известно, что обычному дереву на Земле завязать плоды и произвести семена помогают насекомые, главным образом, пчелы, ползающие по его цветам. А “космогоническому дереву” – наверное, мы – люди?…

Завершающей частью самого большого “космогонического дерева” – нашей Вселенной, похоже, являются “планетные системы”. Одна, из которых – солнечная. Солнечная система это некоторый цветок(плоская форма), планеты – плоды, а их спутники – семена.

Наша Земля плод Солнца, Луна – семена этого плода(конечно, с участием всех прочих элементов, особенно “корня” и внешней энергии). Но для нас важно еще узнать окончательно, кто здесь мы, в этом “Древе жизни”? Пчелы, ползающие по цветку и опыляющие его, или червяки, подгрызающие плод и не дающие ему возможности произвести семена?…

В том месте и в то время, когда ни места, ни времени еще не было, жил-был, обитал или имел Бытие один необыкновенный Сеятель. Когда наступала пора, он непрестанно сеял и сеял все, что только можно. Но иногда сеял даже и то, что иным вообще не приходило в голову.

В обители Сеятеля было много лукошек с отборными семенами, а в его саду, росло вечное "Древо всех семян". Когда заканчивались в лукошках семена, а вечное Древо было неприкосновенным запасом на случай неурожая, наступала для Сеятеля пора Великой жатвы. Собирались новые семена, веялись, сортировались и отправлялись по лукошкам до своей поры.

Кроме своих любимых семян Сеятель еще занимался книгами. Их у него было две. Одна – Вечная Книга, книга Вечной Истины – чистая теория. Другая – Великая книга, книга Частичной Правды – сплошная практика.

Книга Вечной Истины называлась Вечной, потому что никогда не менялась, а Истины – потому что не имела никаких противоречий.

А Великая книга, это та, которую писали, как говорят, «все, кому не лень». Она и называлась Великой, потому что у нее было великое множество авторов.

Обитель Сеятеля, как и его Вечная книга, тоже была вечной, потому что не знала времени. Вокруг этой вечной обители была абсолютная Тьма. Тьмы было так много, что Сеятелю постоянно приходилось напоминать ей серебристо-белым сиянием о своем присутствии.

Тьма побаивалась этого серебристо-белого сияния и никогда не проникала в обитель Сеятеля, не нарушая в ней Истины. А в целом, между Сеятелем и Тьмой был всегда мир, почему его Вечная обитель и называлась Миром Истины.

Тьма была очень темной, но догадывалась, что главное призвание Сеятеля – сиять. Она говорила в себе: "…собою из себя сияя", и называла его Сиятелем, то есть тем, кто сияет. "Сиять и сеять – близки" – думал Сеятель – как сияющий и сеющий. Пусть будет Сиятель. К тому же:

кто учит – учитель,

кто читает – читатель,

кто сеет – сеятель,

а кто сияет – сиятель, ай да Тьма, ай да умница.

А буква "л" во всех этих словах говорила о любви к этому занятию, о чем бедная Тьма не имела ни малейшего представления.

Серебристо-белое сияние – это была сама жизнь Сеятеля, его Бытие. В его сиянии, на границе с Тьмой, появлялась Радуга, и это было, даже для Тьмы, "страшное великолепие". Сеятель очень любил красавицу – Радугу, поглаживал ее своим серебристым сиянием и ласково говорил ей – "моя Радуга".