Дарья Зимина - Горлица и лунь

Все притихли, опасаясь гнева княжеского. Найдя глазами за столом Добраву, Даниил улыбнулся скупо, но, видно, и не мог по-другому.

– Воевода разрешил тебе остаться служить у него на подворье, – и обратился к слугам своим: – Завтра же утром едем в Светлоровск. К первым петухам готовыми будьте.

Как же – завтра! Добрава опустила низко голову, чтобы не увидел никто, как падает слеза в наваристые щи. Неужели не увидит она никогда больше ласкового князя? Утомленная волнениями, за один день пережитыми, не могла она сейчас мысли свои собрать воедино. Понимала девушка только, что нет у нее ни семьи, ни кола ни двора, только послали ей силы неведомые любовь не земную, не небесную. И это отберут теперь? Кто? С иконы лицо с грустными глазами или древние богини, от которых у всех худое и доброе написано на роду? Ну уж нет. Добрава не рабыня. Уйдет она от Никиты в Светлоровск, будь он даже на горе далекой, за которую заходит по вечерам солнце.

Рядом хлебал щи Владимир. Остальные ушли готовиться ко сну. Только Людмила вытирала тряпкой доски столешницы, бросая на юношу нежные взгляды, да Малуша за печкой мыла горшки водой и речным песком.

– Далек ли будет путь до Светлоровска? – спросила Добрава, собравшись духом.

– Ижеславец стоит на берегу реки Рюнда. Если подниматься по ней супротив течения, за неделю до Светлоровска доберешься, как раз через Сороцк.

– Как велик город твой? – влезла в разговор Людмила, и дрожавшая Добрава этому рада была.

– Разросся за несколько лет необычайно. Никогда не было это место богатым до того, как разумный Юрий Олегович не пришел к власти. Он устроил все так, что чуть выше ровных песчаных берегов завязалась бойкая торговля зерном и пушниной, а на вырученные деньги укрепил деревянный кремль камнем. Внутри под надежной защитой живут и работают искусные ремесленники. Особенно славятся у нас золотых дел мастера, чьи браслеты, перстни и бусы с гравировкой по серебру на черном фоне – чернью – или белой и ярко-красной эмалью заморские купцы с радостью и за большую цену покупают и увозят продавать к себе на родину втридорога!

– А дома какие в Светлоровске? Где пригожие боярышни живут?

– Пригожей тебя, Людмилушка, нет, а строят у нас дома из крепких бревен. Двухскатные крыши венчают коньки – лошадиные морды и шеи, из-под которых со стыка вниз перед стеной свешиваются резные досочки, называемые полотенцами. Ставенки умельцы украшают фигурками петушков, цветов и солнца. У окошек часто ставят простые грубые лавочки, на которых вечером хозяева могут отдохнуть в тени под напуском крыши.

Бояре же живут в теремах за высокими заборами, из-за которых все равно видны диковинные крылатые львы с птичьими головами, выпирающие на бревнах из стен в некоторых местах. Стены наверху оплетены балкончиками, огороженными резными перилами – это гульбища. Как скачет князь Даниил с ловчими своими по городу, боярышни нарядные на гульбища выбегают и им, и нами, слугами его верными, любуются.

Людмила, смеясь, замахнулась на него тряпкой. Добрава после слов о господине Светлоровском за весь вечер ни слова не проронила. Ночью, лежа на лавке рядом с другими служанками, тихо лила девушка слезы о погибшей семье, о сожженной деревне и о первой любви. Над Рюндой стоял густой туман. Потом холодный осенний дождь стучал в крышу деревянного терема. Плач Добравы другие услышали и, пожалев, не разбудили утром для работы – проводов князей и слуг их. Так и смотрела потом девушка из окна терема на серые воды Рюнды, будто забравшей последнюю радость.

Легка была жизнь в воеводином тереме после тяжелого труда в деревне. Одной бедой были лесенки узкие и двери низкие – входишь, в три погибели согнувшись, будто уже воеводе кланяешься, а коли поднимаешься и спускаешься, держа в руках ношу, поднимая подол одежды, то задеваешь локотками стены. Выдала Добраве ключница длинную белую рубаху, лапти с онучами, запону (кусок ткани с дыркой для головы посередине, с боками несшитыми) и поясок. Бегать по лестницам приходилось девице часто – ночевали прислужницы у поварни, а госпожа ее, дочь воеводы, на самом верху палаты имела. Совсем молоденькой была Феодора. Скучала она среди сундучков, расписанных птицами с желтыми, красными и зелеными крыльями, икон в золотых окладах, скрипучих колес прялок и гор пуховых подушек – маленькая сверху с кулачок величиной. Летом можно хоть на качелях над рекой покачаться или в лес выйти, собирать цветы лазоревые. Зимой запрягают в резные сани, выложенные внутри соболиным мехом, резвую тройку, и мчишься ты, румяная, по спящему городу, по распрекрасному лесу, по толстому льду Рюнды навстречу неведомому. Тоска осенью взаперти сидеть. Братья женились и жили в других теремах. Подруг-боярышень в Ижеславце маленьком не было. Старый вдовец Никита не любил веселья и смеха, в свободное время читал книги о божественном или беседовал со странниками.