– Bonjour, старче.
– День добрый, молодой человек, – поздоровался старик и поинтересовался: – Устали от праздника? Решили от колонны отстать?
Его собеседник опустил узел на пол, размотал шарф, закрывавший лицо.
– Представьте, не такой уж молодой. В мое время сорокалетних людей стариками почитали. Представляться не буду. Излишне. Надеюсь, вы не из фанатичных поклонников?
Да, это был ОН! Только постаревший. С поредевшими волосами и печатью усталости на челе.
– Согласиться не могу. Здесь все ваши почитатели. Каждую строчку, даже пометку, храним как бесценное сокровище. Вы из какого года возникли?
– Значит, икону из меня сделали. Только, умоляю, на колени не падайте, ничего, кроме ботинок, не увидите. В творчестве, признаюсь, всегда был изящен и вполне порядочен. А прочее теперь уже не важно. Из какого года, спрашиваете? Из конца одна тысяча восемьсот тридцать шестого. Кризис душевный. Не пишется. Если не секрет, о чем читать изволите?
– Да безделица. Впрочем, труд называется «Сравнительное исследование типов личности». Представьте, авторы уверяют о возможности угадать суть человека по некоторым привычкам.
– Странно. Наверное, проще описать человека в стихах или в книге. И все доброе в нем или, наоборот, недостойное, представить.
– Это не каждому дано. Вы гений литературы и это знаете. Нам тоже хочется разбираться в людях и в себе самих.
Поэт задумался. Поставил узел в угол. Снял цилиндр левой рукой и отвел ее за спину. Заложив правую руку за борт сюртука и выставив вперед левую ногу, торжественно произнес:
– Благодарю. Возражать не стану, – затем поинтересовался: – А меня по этой системе за кого почитаете?
Старик тяжело вздохнул:
– Да пустое это. Не доказано никем и не признано. Вот решили, что у каждого человека есть доминирующий тип личности. Причем только на две трети. Проявляется преимущественно в кризисные моменты. Вас, уж извините, отнесли к типу, у коего периоды подъема, в котором люди инициативны, жизнерадостны и общительны, циклически меняются на периоды со спадом настроения. С повышенной чувствительностью к укорам, страхом публичных унижений, склонностью забрасывать дела. Такие спады могут длиться долго.
– Да, пожалуй, так и есть. Уж на две трети так точно. Ничего не мило. Как ни подстегивай себя, – Поэт сделал несколько шагов назад, прислонился к двери спиной и опустил голову.
– Что же вас так подкосило?
– Хандра. Спрашиваю себя: кто я есть? Мелкий чиновник, имеющий небольшой литературный заработок. Тень красавицы-жены. Представьте, в юности посмеивался над дядюшкой, женившимся на юной красавице, которая его не любила. Теперь сам чашу сию испил. Чувствую себя стариком рядом с молодой женой, около которой вертятся ее ровесники. И всепоглощающая страсть к игре. Оттого вечно в долгах.
– Игровая зависимость как диагноз. И много задолжали?
– По вашим деньгам, миллионов сорок.
– Совсем скверно. Позвольте спросить, что за тяжесть вы с собой принесли?
– Это? Забавная статуэтка. Муза любовной поэзии с лирой. Эрато называется. Представьте, я в этих местах родился и жил до десяти лет. Прекрасно все помню, даже то, что великий пожар уничтожил. Не верю, что здесь, во дворе, ломбард не сохранился. Когда понял, в какое место отправляюсь, захватил «музу» с собой. Не продается вдохновенье, но вещи можно заложить.
– Да, здешний ломбард – известное было место. Помню унылые фигуры, перезакладывающие свое имущество. Они пожелали иметь больше, чем могут себе позволить. Но огорчу. В Москве ломбарды закрывают. На желающих иметь все и сразу зарабатывают банки.
– Досадно. Может, вы посмотрите? Я на подставке этой безделицы, если пожелаете, автограф поставлю. Можно в стихах.
– Увольте. Этакую тяжесть на прогулке таскать. Собственноручный ваш автограф, поймите, лучше никому не показывать. Могут неправильно понять.
– Нет так нет. Позвольте спросить, по какой необходимости решили со мной встретиться?
– Только выразить восхищение. Как говорится, «ложная тревога». Впрочем, любопытно, как вы относитесь к открытию музея в соседнем доме, который ваш дядя, Василий Львович, несколько месяцев снимать изволил? Вы, если верить памятной доске, там неоднократно бывали.
– А может, и к лучшему, что тревога ложная. Дом этот не припомню. Заезжал в собственный дом дяди, в который он переехал задолго до моего возвращения из ссылки. Это недалеко, если не ошибаюсь, четвертый двор от угла. Но, если хотите, давайте в музей заглянем. Косяки дверей потрогаю да по паркету пройдусь. Убедимся, что там все без обмана.
Читать дальше