Евгений Имиш - Живой уголок. Сборник рассказов

– Что это? Что это? Слышишь? Дом.

Гена высокомерно хихикает.

– Ну ты даёшь! Ботаник. Обоссался? У нас же железка рядом. Чух – чух. Четырёхвагонка. Дом трясёт.

– Как это трясет? Дом прямо?!!

Алексей подбегает к окну. Уже темно. Мокрые машины на мокром асфальте и за ними пустые серые перроны под тусклыми фонарями. Электричка ушла. Алексей припадает к косяку, держится за подоконник, переходит от стены к стене. Следующую так и не дожидается.

Оставшийся вечер и всю дорогу Алексей не произносит ни слова.

Чужой вибрирующий дом производит на него такое впечатление, что на подступах к собственному он втягивает голову в плечи. В подъезде старается быть подальше от стен.

Ему страшно. И гадко. Как будто он находится в чьём-то гигантском желудке. А когда дрожь двенадцатиэтажного дома всплывает в памяти, трудно дышать.

Мама трогает его лоб. Сетует на его бледность. Укладывает спать. Алексей отползает на край дивана, подальше от трещины. Из неё шквальный ветер и оглушающий свист. Гаснет свет. Стены деформируются, поворачиваются, складываются как доминошки. Потолок опускается и давит на лицо. Алексею кажется, что губы его плющатся о штукатурку, лёгкие наполняются строительной крошкой, в суставах, от невозможности пошевелиться, страх. Или боль. Кирпичная коробка переваривает пищу. То ли во сне, то ли в полудрёме Алексей кричит.

– Доооооом! Мамааааа! Дооооооом! Бежииииим!

* * *

Алексею четырнадцать лет.

Нескладный худой подросток в очках, в шапке белых волос и с жёсткой взыскательностью на лице. Он последовательно выигрывает математические олимпиады – школьную, городскую, общероссийскую. Параллельно – забирается во все чердаки и подвалы окрестных домов. Мама считает, что он болен клаустрофобией. Исключительно потому, что Алексей бледнеет в замкнутых пространствах. Она не замечает, что происходит это только в жилых зданиях, и не знает о том, что её сын предпринимает вылазки по техническим помещениям, совершенно невозможные для человека с такой фобией.

А для Алексея это возраст последнего смятения.

С годами его необъяснимое романтическое влечение к домам усиливается и приобретает почти мистический характер. А вот их жилищно-коммунальная, бытовая подоплёка, убивает, уничтожает или, как минимум, унижает его тайную страсть. Алексей брезгливо морщится при виде занавешенных окон. Остеклённые балконы вызывают в нём хулиганский азарт. Нумерация домов – приступ негодования. Рекламные щиты – ярость.

В бабушкином доме, блочной башне серии И209А, под закопченными балками чердака, Алексей подолгу сидит над «грядкой» решеток вентиляционных отверстий. В них лужицы света. Душные испарения кухонь. Далекие голоса жильцов. Сотни людей в чреве дома едят, спят, приколачивают к нему свои портреты. Алексей в бетонной нише между крышей и сотами квартир – как на вершине священной горы. Как в кино какой-нибудь последний индеец апачи. В пещере поруганной святыни молится и ждёт гнева горы. Люди там, в глубине под ним, – ненавистны.

В своём доме серии П. – 18/22 на крышу он залезает в ветреную погоду. Перед входом на чердак, под потолком – люк поддувала. Алексей змеем заползает туда и оказывается в кирпичном мешке, крытом жестяными скатами. В мешке ни соринки, напоминающей о человеческом присутствии. Ветер гремит железом над головой, свистит, пролетая сквозные амбразуры под ним. Алексей спиной и простёртыми руками прислоняется к стенам склепа и пытается почувствовать, как дом противостоит урагану. Подражает ему лицом. Таращится и выпячивает подбородок. За вентиляционным люком, на лестничной площадке слышен грохот противовесов лифта. Для Алексея всё снова приобретает унизительный налёт детской игры.

В августе мама вывозит Алексея на отдых. Они отправляются на две недели в Гагры. В пансионате в первый же день узнают, что началась война. По усыпанному эвкалиптовой корой проспекту ходят чёрные, крикливые люди. Владелец пансионата Анзор, суровый пожилой абхазец, выдаёт новости короткими эпохальными репликами.

– Захватили Сухуми. – Началась мобилизация. – В Гаграх грузинский десант.

Последняя утром следующего дня. Огромное сумеречное фойе во всю высоту здания. На уровне номеров второго, третьего этажей – балконы. На них отдыхающие:

– Это выстрелы? Вы слышите? Товарищ Анзор.

Под сводами пансионата мощный голос Анзора.

– Бэз паники! Эвакуация! Собираем вещи. Машина до Адлера. Бэз остановок.

В номере второго этажа мама суетится над чемоданом.