Михаил Дорошенко - Сны о России

По правде сказать, я записывал речь ямщика. Уж больно витиеватая ругань неслась с облучков на все, что ни попадя. Особливо от него доставалось тем, до кого он своими кнутищем не мог дотянуться, в том числе и до статуи бога Гермеса Триждыразпроклятого, коего он видел в каком-то поместье за оградой лет эдак десять назад. «Роман сочиняю», – отвечаю я его превосходительству. «Как называется сие сочинение?» Я возьми, да и брякни: «Мертвые души». «Мистическое что-нибудь или в поэтическом духе?» – спрашивает его превосходительство. «Нет, – отвечаю я ему, – скорее в сатирическом». «Ах, в сатирическом?! Это интересно. Зачтите тогда что-нибудь». Я и прочел ему начало «Мертвых душ» о безымянных мужиках, обсуждающих достоинство чичиковской брички.

Его превосходительство выслушал меня и говорит: «Ерунда какая-то у вас получается. Вам поучиться сатире у Гоголя надобно. В „Ревизоре“ у него совсем другое дело. Я вам тоже цитатку зачту. Как там у него вначале? Мой дядя слыл нечестным малым, а был меж тем честнейших правил. Когда ж наследство получил, он уважать себя заставил. Как сказано! Дядя стал-таки фигурою, а вот племянник не только не возвысился в нравственном смысле, но и упал, покатился, можно сказать, с лестницы вниз: его, оскорбившего всех своим поведением, из общества выгнали вон – на мороз! Ибо Господь умным ума не дает, а он умником слыл, и ему от ума было горе великое. Вот, сатира! Учитесь у Гоголя, молодой человек!» – сказала персона и более со мной не общалась.

– Господин импровизатор, как это у вас здорово выходит? Вы что же: учились или от Бога талант имеете?

– Да хоть и учится человек, а все от Бога.

– Не хотите ли выпить с нами?

– Почему бы не выпить? На дармовщину даже медведи на ярмарке пьют. В Казани, к примеру, медведи Прошка и Прокруст… водочки тяпнут, попляшут и – спать до утра. Да что там медведи! Вот я вам, хотите – золотой проглочу, а то и два?

– Золотые и мы горазды глотать. Вы лучше сымпровизируйте нам что-нибудь.

– На любую тему, господа. Вы только назовите.

– Скажем, я беден, но горд, и за копейку не нагнусь.

– А за десять?

– На сцене вы отвечали пространней.

– Задайте еще что-нибудь.

– Честность, скажем… не помеха. Да, честность не помеха.

– Кристальной честности мошенник! Ужаснейший пройдоха! Прохвост первостатейнейший! Взятки берет после того, как встанешь перед ним на колени да заумоляешь его, каналью, до седьмого поту.

– Вы нашему начальнику не в бровь, а в глаз попали.

– Я в любом трактире ужин смогу заработать – за час. Цены мне бы не было, если б копил, а так – пропиваю с друзьями-коллегами. Я ведь – дурак, провизатор гороховый. Шут, господа!

– Пожалуй, ты заработал у нас золотой, да вот только у нас его нет у самих. Вы бы заняли нам или буфетчику… дрянь человечишко… заплатили бы. А, провизатор?

– Что ж, господа, я вижу, коллеги мы с вами.

– Коллеги, коллеги, милейший. Чиновники мы, а мундиры гусарские – это для форсу. Чтобы начальству назавтра доложили: видели в опере нас, а мы скажем: «То братья родные, похожи на нас, близнецы». Почет, уважение, боязнь!

– Я вас угощаю! Буфетчик, шампанское нам! Кутить до утра! Наше актерское счастье в вине, господа!

– Наше чиновничье счастье, пожалуй, в другом.

– Счастье от бесчестья, господа. Пока ты несчастен, ты – честен, а как подфартило – мошенник. Счастье не ловят, его отнимают. Вам для полного счастья чего не хватает?

– Орденок бы в петлицу, да тайного советничка…

– Орденок – это просто! Нищему дайте полтинник, а затем заберите назад, да и мелочь его всю заставьте отдать. На завтра вам – орден в петлицу. Нежданно!

– Всего-то? Ну, нищему от сего не убудет.

– Действительно. Можно его другим днем одарить.

– Ну, это уже лишнее.

– Вы делаете успехи. Вам сейчас уже можно орден давать.

– А тайного… тайного-то советника как получить?

– За тайного нужно сиротку обидеть.

– Сиротку оби… да-как-же-так?

– А вот так – взять, да и обидеть.

– Нет, сиротку нельзя обижать, никак нельзя! Так что же, на всю жизнь оставаться без тайного?

– А вы послужите примерно по чести и совести – лет эдак тридцать.

– Сиротку! А нельзя ли чиновника какого-нибудь нахального обидеть вместо дитяти невинного? Приятеля моего, например!

– Это что же ты, мон ами, на меня указуешь?

– Да ты погоди со своими обидами. Это я в шутку. Лучше послушай, что умный человек посоветует нам.

– Нет, только сиротку. Чиновника всякий обидит. Приятеля – тем более.