– Я, братец ты мой, из Италии написал, чтобы меня встретил какой-нибудь дурак и позабавил.
– Да, ваше благородие, тут вертелся какой-то извозчик. Николая Васильевича спрашивал. Вас, должно быть, да другой вашим именем назвался. Плюгавенький такой господин оказался. Однако на вас похожий, не примите за оскорбление. Вы-то по… презентабельней будете, подородней.
– Ах, подлец, опередил! Я, знаешь ли, двойник известнейшего писателя. Всюду за ним следую, пашквилирую его в журналах. Нас часто путают. Я деньги под его имя занимаю, а он меня в историйки свои вставляет, и со мною тоже неприятности происходят. Я как-то залез на дерево с подзорной трубой – понаблюдать за двойником. Мерзавец-итальянец любезничать вздумал с девицей внизу. Она на дерево, а он за ней. «Дай руку, – говорит, ей, – жизнь моя!» Она долезла до меня, впилась мне в рот своим языком, как ведьма, обволокла собой, словно спрутиха, потом вскарабкалась по мне наверх и на голову стала босыми ногами. «На обратном пути я тобою займусь!» – объявил мне мерзавец. Ногами на голову мне тоже наступил и далее полез за своей пассией, о чем я прочел перед тем через подзорную трубу в записной книжке моего соперника, отсутствующего в кабинете в сей момент. Так что, милейший, меня не переврешь. Нет, не переврешь!
* * *
– Федор Федорович, говорят, вы по имению на кабане разъезжаете.
– А хоть и на козле, кому какое дело!
– В этом большой беды нету. Да только за что вы урядника в плуг впрягли и поле вспахали на нем?
– Для доказательства тезису, что он, подлец, здоровее кобылы.
– Еще говорят, будто вы кобылу на воздушном шаре поднимали, и над домом губернатора она у вас мочилась и лошадиные яблоки роняла.
– Не кобылу, а кобела! И не учил я его мочиться, а только пивом напоил. А то, что балкон обгадил, так то от страху. Нешто можно в кобела из ружий палить?
– Его превосходительство утверждает, будто вы то рассчитали, что в него начнут палить, да и выдрессировали на подобное безобразие.
– А ты поди докажи – хоть и в суде. Он в мое имущество стрелял.
– Над своей землей стрелял, а ваш кобел на нее гадил.
– Земля-то, может, и его, да воздух – Божий!
* * *
– Позвольте затронуть одну нежнейшую струну?
– Да хоть две!
– Тогда один деликатный вопросик, вопросишко, я бы сказал. Сколько вы стоите?
– Вы имеете в виду мое состояние, милейший?
– Никоим образом! Я имею в виду вашу стоимость как человека, если можно так выразиться поделикатней. Стоимость вашей душевной субстанции, так сказать.
– Пожалуй… что тысяч… шесть-де-сят, а то и все сто. Однако продавать не собираюсь. Чай, не крепостной!
– Стало быть, от шестидесяти до ста?
– Тысяч, милостивый государь!
– Понимаю, понимаю! Я – нечто вроде ученого. Занимаюсь исследованием человеческих душ.
– Душевед, стало быть?
– Да, душевед, можно так сказать.
– И… сколько…
– Моя душа стоит, вы спросите? Оказывается – денег таковых на земле не найдется.
– Од-на-ко! Вы себя, часом, не переоцениваете?
– А вот вы сказали… шестьдесят.
– Я сто назвал!
– Пусть будет сто. Но не продаете за сто, а за сколько уступите?
– А сколько предложите?
– Скажем, сто пятьдесят.
– А почему не все двести?
– Ежели я скажу двести, так вы все триста заломите.
– И то верно!
– Так за двести согласны?
– Пожалуй, что маловато.
– Можно выставить на аукцион. Раз товар имеется, найдется и покупатель.
– Однако ваша шутка переходит границы, дозволенные приличием. Я, милостивый государь, себя «товаром» не позволю обзывать. Так и до пистолетов недолго дойти или до са-абель!
– Совершенно с вами согласен. Шутки подобного рода недопустимы в приличном обществе. Но я не шучу. Вот деньги. Здесь, в саквояже, полмиллиона. Они ваши.
– Э! А…
– Да-да, они ваши. В вашем полном распоряжении.
– В моем, говорите? А… как же душа?
– А что душа?
– Это, что же вы… это… как его – черт?
– Помилуйте, в каком веке вы живете? Я вам сделку предлагаю на идеальном уровне, если можно так выразиться.
– Но деньги, надеюсь, реальные?
– Конечно, реальные, только фальшивые.
– Как так фальшивые?
– А вы что думали, за вашу никчемную душу пятьсот тысяч отвалят? Да где ж вы нынче таких дураков-то отыщите?
– Значит, шу-ти-ли? Никак снова порохом запахло. К барьеру!
– Никак нет-с, не шутил. Когда предлагал, не шутил, а что фальшивые, признаюсь, пошутил. Они настоящие. Да вы не хотите, уже передумали, готовы в кусты.
Читать дальше