Максим Городничев - Город на крови

© Максим Городничев, 2021

ISBN 978-5-0053-3525-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Олег Семеныч шел по ночному Покровскому бульвару, покачиваясь от усталости, злость и пустота сцепились со сном. Старинные доходные дома проплывали справа и слева. Квартиры в центре Москвы стоили далеко за пределами разумного, и Семеныча душило чувство неполноценности. На зарплату мента только будку собачью можно купить, бляха.

Да, Москва – интересный город, великий, если смотреть на огни центральных улиц. Стоит свернуть, и за фасадами клубных домов откроются взгляду узкие улочки, ветхие и мрачные. Перенаселенные кварталы с одной на всех планировкой, где за вышколенных консьержей отдуваются бомжи. А еще немного вглубь этого слоеного пирога – дома под снос, их жильцы давно расселены, а коробки стоят. Здесь еще обретаются одиночки: бессемейные прокеросинившие жизнь мужики, проститутки, забытые детьми старики. Рай для уголовников. Когда попадаешь сюда впервые, можно обмануться и решить, что здесь царит вечная ночь. Хотя ночь такой темной не бывает. Это сажа, растворимым углем осевшая в брюхе кашалота. И в его чрево, опоясанное кольцевой автодорогой, набилась тугая сеть морщин из тупиков и переулков.

Семеныч шел вдоль руин, отгороженных благородными фасадами купеческой архитектуры. Он не видел вокруг настоящей Москвы 90-х, но знал, что она рядом. Это было мучительное сочетание: глянцевый, откормленный бомонд и нищенская реальность почившего коммунизма с разъевшим общество беспределом и талонами на питание. И все же такое сочетание казалось закономерным.

Ночной воздух напоен влагой, ребра фонарей вдоль бульвара окружал нимб. Полковник, прихрамывая, перешел дорогу и нырнул в арку одного из дворов, срезая путь. Придется пощекотать кита под брюшком. Хотя сама идея пройтись пешком уже не казалась удачной. Перед носом мелькнули обшарпанные стены с облупившимися спиралями краски, начавшая ржаветь обшивка двери. В чем-то мы с ней похожи, – подумал Семеныч.

Полкан на ходу раскуривает папиросу. То ли зажигалка плохо работает, то ли ветер мешает, но он вынужден остановиться, защищая огонек одной ладонью. Кирзовый смок вливается в легкие, стены чуть сдвигаются, смазываются под действием табака. Губы долго и зло тянут дым, тот выходит изо рта, как из свистка чайника.

Вынырнув из черноты арки, Семеныч остановился, оказавшись на политой электрическим светом улочке. Пара ночных бабочек отделилась от стен, приблизилась, покачивая бедрами. Семеныч девушек не замечал, взгляд будто сквозь туман к видимой только ему пустоте прикован. Он шестым чувством уловил гормональный зов, исходящий от проституток, на который еще недавно сбежались бы австралопитеки со всего муниципального округа. Но сейчас рынок завален товаром, долгие десятилетия томившимся в советских подвалах.

Из растворенных окон ближайшей типовухи льется струйка любовной музыки, но полковника бросила жена год тому, и теперь отовсюду он слышит плач крокодилов. В небе полная луна наслаждается дуэтом рояля и скрипки, следит за нырками клавиш и танцем смычка, но для Семеныча на лету истлевает каждая нота. Последние годы его жизни – шрам, оставленный на жопе мира.

По асфальту тихо зашелестел дождь. Семеныч поежился от ворвавшейся в тело свежести, полы твидового бушлата с шильдиком «Усть-ижма, 1988» на воротнике плотнее обняли друг друга.

Старый мент топтал Подколокольный переулок, взгляд зацепился за телефонную будку, одинокую в лунном свете. Телефонный столб склонил голову. «Спит, мля, а я вот нет, – бурчит полковник под нос. – Пусть квартиранты элиток начисто друг друга перебьют, без проблем. Жмуры закончатся, меньше работы, да и церкви не на чем спекулировать будет».

Семеныч щелчком выбрасывает окурок «Беломора», бычок искрит в темноте, очерчивает огненную дугу, прячется в канаве. Адреналин, не успев взбодрить, быстро выгорает, как будто пороха в груди не осталось, и ночной холод начинает трясти мышцы. Шальной порыв ветра отдергивает борт бушлата, полкан фиксирует его постовым в виде пуговицы, шагает дальше.