Максим Городничев - Город на крови

Подошел к окну, попутно включив радио. Створки при его приближении услужливо распахнулись, Родион с удовольствием впустил свежесть, уставившись на циклопический город, дымящий трубами и гудящий поездами, где вот-вот собирались выработать единую схему планировки, но пока не выгорало. А Марина Цветаева еще в 1911 году оплакивала домики старой Москвы. «Из переулочков скромных все исчезаете вы… Домики с знаком породы, С видом ее сторожей, Вас заменили уроды, – Грузные, в шесть этажей». С тех пор пила застройки стала куда как зубастей, а томных прабабушек сменили гиперактивные бизнес-леди. Только нахохленные воробьи с промокшими крыльями, гнездясь на крышах без разбора, набело уравнивали в правах целый мегаполис.

Тумблер приемника долго шипел в поисках полезного сигнала. Частотная игла прыгала, зашивая раны проволочными электроимпульсами. Наконец полумрак кухни осветился слабым зеленоватым светом.

«И в город любви ты приглашай

Нежно прошу меня обнимай» – полилось из засаленного динамика. Захотелось еще выпить.

«Ты веселый парень, ты прекрасней всех,

Нас соединила ночь земных потех…».

– Ну давай, иди сюда, приглашаю тебя в город любви, – сказал Рябинин голосу, но радио в обратную сторону не передавало. Захотелось нажраться. В последние полгода ночь сближала Родиона только с подкроватным паучком, устроившим там ловчее гнездо для видимых ему одному паразитов. Рябинин знал о странном соседстве, и специально не смахивал паутину, какой-никакой, а сожитель. Только паук как был худой, так и остался, видимо, с пищей здесь не очень. Или это уже его отпрыск, а то и внук, получивший гнездо в наследство от предков, как сам Родион свою замшелую квартиру.

«Светлые кварталы и яркие огни

Все это наши танцы сказочной любви…» – надрывалось радио.

Накинув свежую футболку, Родион убавил громкость до минимума и прошел к ложу. Заглянул под кровать – паук на месте, шевелит лапками, кажется, машет в приветствии.

– Как дела, – говорит лейтенант, – а я сегодня стал настоящим опером, отметь там со своими, выпить и поесть найдете на кухонном столе. Ни в чем себе не отказывайте.

Паук уставился на человека многочисленными глазками, щетинистые лапки потрогали паутину, как струну контрабаса.

«Биииииииииип», – за окном пронесся звук думающего металла.

– Блин, окно забыл закрыть, я сейчас.

Родион захлопывает окно, выключает свет. Лежит, слышит, как в шкафу шуршат вешалки, бранясь на своем вешалковом языке. В кухне холодильник бурчит, машины во дворе мотором рыкают, пытаются фарами в квартиру влезть, от голых веток тени стену скребут. Лейтенант смотрит трансляцию черно-белого диафильма, прокручивает события минувшего дня. Завтра работать в поле, и самое разумное начать с места последней расправы…

В раздумьях время подбирается к полуночи, но сон приходить не спешит. Рябинин смежает веки, но Морфей все кружит над головой, и поймать себя не дает. Тихо в квартире, только дождь по карнизам стучит, и скрипят, покачиваясь на ветру, блеклые фонари. Спит Москва. Родион не спит. Снова открывает глаза и снова пялится в потолок. Там, среди сонма минут и мыслей, появляется размытая воронка, медленно разрастается, обретая контуры, засасывает в себя.

Утро приходит быстро, но пробуждение легкое. Предчувствуя тяжелую работу, организм заранее мобилизовал силы.

При первых признаках рассвета Родион потянулся к прикроватной тумбочке и раскрыл мягкую пасть блокнота с записями по делу, пахнуло свежей бумагой. Сильный ветер за окном сдувал дождь в паутины. Яркая молния полыхнула чувствами к комнате с потеками на обоях. Утро пело мелкой колючей моросью по крышам домов.

– Ну ладно, – Рябинин пожал плечами, – к обеду распогодится.

Съев тарелку убегающего паром в потолок супа, накинув куртку и кое-как натянув ботинки, Родион выбрался на улицу. Над Москвой брезжил рассвет, пробиваясь в дыры лиловой тверди. Моросило, причем гадко. И так уже второй день. Льет, метет, а то и лупит градом. Осень чувствовала свои последние деньки, и оттого бесновалась.

Рябинин шел, склонив голову, в костяном улье роились мысли, а на губах застыло безмолвие. Дом с Атлантами находился в Китай-городе, не так далеко, пеший за полчаса доберется.

Родион шагал по бугрившейся, как стиральная доска, мостовой, в лицо еще ударяли не успевшие растаять ночные запахи, и воздух, не смотря на вьюжащую рисовую муку, казался чистым, как глоток спирта. Перед глазами плыли длинные, мощенные брусчаткой бульвары, низкие ухоженные деревья вдоль тротуаров, редкие светофоры. Старая часть города, все застроено невысокими домами в дореволюционном стиле: барельефы, лепнина, причудливые эркеры – красота, история, эклектика – тройной одеколон.