Никита Королёв - Necrowave

«Всю жизнь я только и делал, что…» А что я делал? И нужна ли запятая после «что»? Боже, я только начал, а уже скучно… Ладно, попробуем ещё раз:

«Всю жизнь я хотел, чтобы меня заметили. На ёлке в детском саду, где я играл медвежонка и случайно рассек девочке бровь, когда бегал туда-сюда по всему залу; в школе, где мы с ребятами каждый отчётный концерт пели всякие пердунские песни. Я старался, как мог, находя нужных людей, раскидывая везде свои песни, сидя днями напролёт за музыкой и текстами. И вот у меня получилось. Залы битком, первые места в чартах, моё имя на слуху… Рад ли я? Раз вы это читаете, едва ли. Я понял, что все мои грёзы о популярности исчерпывались вполне конкретными прихотями: пару раз выйти на сцену перед многотысячной толпой, услышать её голодный рёв, сходить разок на вечернее ток-шоу, дать пару интервью, помаяться в студии на камеру. А на самом деле хотелось ещё меньшего: чтобы кто-нибудь подошёл ко мне после концерта, похлопал по плечу и сказал: «Да, мужик, я тебя понял». Все остальное – пустой ритуал, поэзия. Как когда ты думаешь, а не полюбить ли тебе кого-то на всю жизнь, не завести ли детей и жить счастливо в маленьком сельском домике, но через минут десять эти мечты куда-то смываются – если быть честным, в канализацию на скомканных бумажках…

И ладно, я мог бы как-нибудь на корпоративе залезть по пьяни на сцену, съездить в какой-нибудь Наро-Фоминск на радио или арендовать на часик студию. Но нет же, мне нужно было своё и навсегда . И вот я это «своё и навсегда» получил. И остыл к нему. Детский праздник прошёл – остались только спутанные конфетти, корки от пиццы и блевота на полу. Если точнее, остались страхи – простые, лениво кусающиеся, взрослые страхи. Быть сожранным вашими взглядами, случайно рыгнуть в микрофон, охрипнуть в туре, не записать к осени альбом. И серьёзные дяди с портфелями… Эти слепни, которых так и хочется назвать мухами, да самолюбие не позволяет. Они облепили меня, как облепляют любого, кто вышел из лицейских купелей. Их интересует только вымоченное в рентабельности тело, и они высасывают его до тех пор, пока оно влажно переливается в свете софитов.

Я знал, что вы меня не любите, находя во мне спасение от скуки, золотую жилу или того, кем вы сами стать не смогли. Но только недавно я понял, что это взаимно. Прощайте.

"Продолжить в редакторе статей?"»

Нет, Вольф сказал, надо покороче. Сентиментально, образно, корпоративное зло наказано. Для первого раза сойдёт.

Представляться я не буду – тех, кто меня вдруг не знает, со мной познакомят завтрашние новостные сводки.

Все началось, вернее, начало заканчиваться, когда субботним днём я вышел на прогулку. Как всегда, пройдя через калитку в зелёном заборе и мысленно усмехнувшись при виде замученных студентиков, жмущихся на тротуаре через дорогу, я затерялся в лабиринте старых, подкрасивших свои седины крафтовой краской улочек.

Я переехал сюда, потому что с детства хотел жить в центре, ещё не зная, что вся эта его «волшебная атмосфера» всегда либо ждёт за следующим поворотом, либо остаётся за прошлым.

На улице сопливился декабрь. Все куда-то спешили; даже мокрый снег, словно понимая свою невзрачность, спешил поскорее упасть и стать чавкающей под ногами слякотью. Я повернул возле «Алых парусов» и пошёл в сторону Садового кольца.

Чуть не дойдя до арки, за которой уже хрипело и стонало Садовое (иногда кажется, что оно названо в честь одного известного маркиза), я остановился возле любимого места. В один из дворов вёл тоннель или, скорее, коридор, по двум стенам которого висели тонкие электрические табло. По ним, прерываемые перегоревшими диодами, ползли ряды рубиновых единичек. Ближе к концу коридора они уже кроваво его озаряли – двор по ту сторону утопал во мраке угрюмо нависших крыш. Там я никогда не был. Мне нравилось просто смотреть на это мерное движение цифр – казалось, оно ведёт именно туда, к «атмосферным» историям, о которых пишутся книги и снимается кино. Но вскоре мне открывалась его скучная механическая суть: это просто цепочка поочерёдно загорающихся огоньков, иллюзия движения.

Так произошло и сейчас, но, когда я уже было развернулся, чтобы пойти дальше, по табло заскользили слова:

«Умереть – анонимно, быстро, навсегда».

Я ухмыльнулся. Кажется, со мной кто-то играет. Влекомый этой эпатажной рекламой, я минул коридор и оказался в тёмном дворе. Справа тянулся кованый забор; впритирку к нему стояла скамейка, а слева была железная графитовая дверь. Как постоянный клиент репетиционных баз, я знал, что обычно за такими оказывается лестница, ведущая в подвал, поэтому без особого страха быть развёрнутым на пороге я потянул за ручку.