Никита Королёв - Necrowave

Дверь поддалась. В свете одной только лампочки над входом железная лестница уходила винтом вниз. На третьей спирали я спустился на ресепшн. Кажется, это был СПА-салон. Чёрные стены, ласкаемые языками красных свечей в нишах, деревянная стойка с бамбуковой вставкой. За ней стояла девушка, милая, большеглазая, но вся как будто аккуратно, исключая белоснежную кожу, вымазанная сажей.

– Простите, я… – пятился я, нащупывая ногами ступеньки.

– Что вы, что вы, проходите, Вольф Владимирович уже ждёт вас.

– Это, наверное, ошибка, я не… я просто…

– Иван Владиславович Царёв?

– Д-да. – Я прищурился, как будто звук собственного имени, официального, чопорно-русского, – имени, которое я давно заменил псевдонимом, был лучом строгого света в клубной полутьме.

– Я Роксана, – представилась она. – Разувайтесь и ступайте за мной.

Она вышла из-за стойки – стройная, в чёрном, с кружевными полами, платье, – и мы пошли по коридору.

Жесткий, колющий ноги ковёр, красные, цвета винного осадка, стены, будто глотка чудовища, тёмные деревянные двери и какой-то румынский стоунер в исполнении голодных вампиров, доносящийся из колонок под потолком. Похоже, меня вели или к гадалке, или на эротический массаж.

Мы подошли к двери в самом конце коридора.

– Приятной беседы, – загадочно улыбнулась Роксана и неслышно удалилась.

Мне хотелось пойти за ней, чтобы не растягивать больше это недоразумение, но во мне взыграло любопытство и даже некоторое негодование: откуда они знают моё имя? Моё настоящее имя. Причём, произнесла она его, как бы между делом, будто вскользь уточнив какую-то маленькую деталь.

Я постучал в дверь.

– Входите! – послышалось из-за неё.

Я вошёл. Комната, оплетённая, заставленная, окрашенная глубокой древностью. По углам – деревянные фигуры папуасов с копьями, вытянутые кувшины, искусно и пестро разрисованные; на стенах – деревянные маски с огромными глазами и патологически раззявленными ртами, бубны с меховыми кисточками, ловцы снов и лоскуты ткани (или кожи) с изображениями волков, воющих на льдисто-синюю луну. А за роскошным дубовым столом с красной, как в казино, обшивкой, сидел некто в странном костюме, напоминавшем тот, в котором однажды на сцену вышел Фли из Red Hot Chili Peppers. Облегающий, с рисунком костей и чернотой, обозначающей прорехи между ними. Лицо же этого некто было каким-то острым и вытянутым, волосы на голове грубые, клочковатые, почти как шерсть. Было в нём что-то… что-то…

– Волчье? Ну конечно, тут такой антураж, а меня ещё и Вольф зовут… Ну да ладно, присаживайтесь, рассказывайте, что вас беспокоит, – он указал на вытянутую софу перед столом, сесть на которую означало бы совершить музейное святотатство.

– Извините, я… я, кажется, не туда попал, адрес перепутал…

– И все-таки: что вас беспокоит? – понизив голос, ещё раз спросил он.

– Меня?.. Да, по сути, ничего, я просто…

– Что ж, ладно, тогда мне придётся вам объяснять. Ну, так у нас чаще всего и бывает… Прежде всего, вы хотите умереть. Но как бы для всех, кроме себя. Вы просыпаетесь и ходите на цыпочках по собственной квартире, отворачиваясь от часов, обходя по касательной тумбочку, где лежит телефон, боясь в нем что-то увидеть, а, если точнее, – ничего. Вы просыпаетесь и то время, когда вы ещё не вспомнили себя, когда есть лишь потолок перед глазами – это лучшие мгновения дня. Но вот к вам уже тянутся кровавые, заскорузлые нитки воспоминаний, мыслей, вашей собственной истории, и они наживую сшивают новый день со всеми прошлыми. Вы вспоминаете своих друзей, одноклассников, однокурсников и вам кажется, что вы словно бы, когда подрабатывали клоуном на детских утренниках, раздали им визитки, хотя сейчас уже давно работаете в «Cirque du Soleil». Вам не нравится то, что они могут о вас думать, и ещё меньше вам нравится то, что они могут не думать о вас вовсе. «А вы помните такого Иванушку? Интересно, а где он сейчас? Куда пропал?..» Именно эти мысли, сценки, разыгрываемые вами в собственной голове, и вели или, скорее, гнали вас на музыкальный олимп. А сейчас, когда остаётся только путь вниз, вам нравится представлять зарёванные лица поклонников, подносящих цветы к стенам, на которых вы нарисуетесь по всему миру, устраивающих у себя в комнате маленькие алтарики с вашей грустно улыбающейся физиономией. Вам нравится представлять этот мир, скорбящий о вашей утрате, и, конечно, Леру, это белокурое недалёкое существо, которое не понимало, какой великий гений удостоил её своей любовью. Вы с упоением представляете, как однажды она, проснувшись и выскользнув из объятий ещё спящего мужа, залезет в телефон и сердце её сдавит ледяным ужасом, как даже спустя много лет, в минуты радости, семейной идиллии, она на мгновение будет устремлять свой взгляд куда-то вдаль и льдинка задумчивости будет касаться его…