Виктор Улин - Пчела-плотник

Юрий Иванович потер переносицу.

Оглянулся вокруг себя – просто так, прекрасно зная, что не увидит ничего, меньшего коньячной рюмки, на расстоянии свыше 3 метров.

Оставалось радоваться лишь тому, что рюмка стояла перед глазами, полная до краев.

Он заворочался в шатком стуле-кресле, задел коленом столь же шаткую ножку стола – коньяк вздрогнул, на красной поверхности вспыхнула стоячая волна.

Отвлекшись от происходящего, Андрианов вспомнил, как про такую волну ему еще в прошлом веке рассказывал бывший одноклассник, физик по специальности. И приводил пример – точнее, вспомнил волну при обсуждении одного реального явления.

Феномена поведения женских молочных желез в положении « лежа на сп ине», которые при определенном сочетании параметров: соотношения массы тела и его компонент, углов наклона и атаки, частоты и амплитуды возбуждающих воздействий – начинали колебаться в соответствии со всеми законами волновой физики. Тела их якобы мелко дрожали, а центры вращались по кругам малого радиуса, всегда во встречных направлениях.

Юра слушал заворожено; друг был счастливым практиком, сам он еще витал в томительных дебрях теории. Потом, конечно и Юрий, и тем более Юрий Иванович дали реванш – но за всю жизнь явления ни одному из них наблюдать не удалось. Видимо, физик работал интенсивнее.

Правда, позже Андрианов все это видел в интернетских роликах из разряда « ХХХ » и усомнился, правильно ли аттестовал бюстовые колебания одноклассник, еще в школе перебивавшийся с двойки на тройку. Но это не имело важности.

Важным осталось лишь то, что волна самого Юрия Ивановича сейчас уже не под каким углом зрения не могла показаться стоячей.

Он вздохнул, опять сетуя на себя за мысли о женщинах, настигающие в решающий день.

Посмотрел вдаль – за черемухой вдоль дома шла узкая терраса, под которой волновались давно отцветшие кусты мелких садовых роз.

Эту террасу Андрианов облагораживал сам.

Пытался облагородить, убоявшись в пьяном виде свалиться однажды с края и лететь кубарем: через розы и нервные заросли прожилковатой кремовой белены, по сакуре и чабрецовым кочкам, сквозь ольховые кусты между березовых стволов – до самой железной дороги.

Но заряда хватило лишь на то, чтобы замостить ее мелкой тротуарной плиткой турецкого образца, которая сейчас перекосилась, вспученная прорастающими кустиками тимофеевки и ветками берез. Двухметровый обрыв так и остался неогороженным, не считая толстого провода, натянутого между стойками из ржавых труб наподобие флотского леера.

Правда, провод был идеален для сушки любых вещей: от отсыревших за ночь одеял до залитых шампанским и промытых из шланга бюстгальтеров.

А однажды там, словно флаги расцвечивания, полоскался на ветру длинный ряд разноцветных женских трусиков…

Сейчас на леере ничего не висело – Андрианов того не видел, но знал.

А пчела-плотник гудела и гудела, это была именно она. Ошибаться он не мог.

Увлекавшись биологией, школьник Юра когда-то знал почти все о почти всех живых существах, наполнявших его жизнь.

И до сих пор помнил латинское название этой пчелы – Xylocopa violacea – хотя, конечно, не помнил, что эти слова означают.

Ведь биологом Юра не стал. Жизнь его после школы круто поменяла курс, а потом – необозримая в начале – стала уменьшаться, как чертова шагреневая кожа из черт знает какого рассказа черт знает кого из писателей…

Андрианов передвинул полную рюмку туда и сюда по шероховатому столу.

Если в голову полезли мысли о шагреневой коже – то гадостный коньяк из « Перекрестка » начал действовать. И его уже объял первый хмель.

« Первый хмель – еще невинный, как поцелуй девочки, но уже обещающий, как женское декольте .»

Так однажды подумал десятиклассник Юра Андрианов, будущий золотой медалист и интеллигент в « пчелином » поколении с отцовской стороны.

Подумал, сформулировал мысль, нашел точные выражения и зафиксировал в своей книжке. Точнее, в старом, доставшемся от мамы блокноте 50-х годов – имевшем тисненую кожаную обложку темно-зеленого цвета с золотыми узорами скандинавского стиля и крашенный красным обрез.

Тогда он был увлечен музыкой слов и постоянно записывал все новые образы. Обычно они приходили к нему по наитию, без рожденной опытом осознанности.

Приходили порой даже в зрелом возрасте. Например, уже в 21-м веке, будучи в одной из командировок, Юрий Иванович мысленно сравнил еще живой ресторан « Прага » с носом линкора, обводами которого служили расходящиеся Арбаты, Старый и Новый.