Виктор Улин - Пчела-плотник

Великий дед Андрианова всю жизнь работал не перспективу общества, а о своих перспективах не думал, живя одним днем. Хотя, возможно, и на то и на то у него просто не хватало душевных сил или внутренней энергии.

После войны он так и не вернулся в Ленинград, а дачу эту, убогий садовый домик, строил уже выйдя на пенсию, собирая материалы едва ли не с помоек.

Дом этот, несуразный и кривой, слепленный как будто из разных, не имеющих отношения друг к другу, кирпичных и фанерных коробок, уже на памяти Андрианова ремонтировали и перестраивали, но лучше не сделали.

Вступив в полноправное владение этим участком, данном беспечному деду еще и на неудобнейшем из всех, самом крутом месте горы, Юрий Иванович приспособил для своих нужда самую уютную – то есть единственной среди двух имевшую чугунную « буржуйку » с дымоходом из гофры – комнату. Оборудовал в ней огромное и в самом деле удобное, почти от стены до стены, ложе любви.

Именно к нему всегда и лежал путь из сакуры вверх.

Путь из сакуры вверх, который, возможно, оказался путем вниз.

Юрий Иванович еще раз без нужды переставил бутылку с места на место. Коньяк весело колыхнулся в стекле.

По дорожке, давно забывшей следы чьих-то босых ног, уже расползалась вонючая оранжевая лужица, не сразу впитываясь в желтый песок.

Впрочем, и оранжевый цвет жидкости и желтизну песка Андрианов не видел, лишь представлял. Пластиковые линзы очков были донельзя исцарапаны – а зрение, с детства неважное, теперь упало почти до нуля. Весь мир ограничился небольшим кружком в правом поле зрения, цветовые пятна там расплывалось и наползали друг на друга. Про левый глаз, практически ослепший, лучше было не говорить.

Юрий Иванович постарался не думать о том, чего не видел. Его грызла досада.

Досада по пропащей икре. Точнее, по упущенной возможности хорошо закусить последний в жизни коньяк. Но и коньяк из « Перекрестка » наверняка был гадостным, хорошая икра не только бы его не спасла, но и сама прошла бы без вкуса.

Зато выпивка без закуски должна была сильнее ударить в голову и помочь выполнению задуманного.

Не стоило не только жалеть об икре, но даже и смотреть на нее.

Андрианов опустился на шаткий стул, некую общепитовскую пародию на классическое « вольтеровское » кресло, положил перед собой руки.

Поморщившись, вспомнил, как радовался в 2004 году, раздобыв этот комплект для кафе, с отверстием в столешнице для стойки какого-нибудь рекламного зонтика: в те времена такая мебель не была общедоступной.

Когда-то белый, стол давно сделался грязно-серым из-за сетки наложившихся царапин. Он принадлежал к разряду тех, за которыми пьют пиво и жуют шашлыки беспечно счастливые люди, заглянувшие под сень музыки в летнее кафе.

1000 раз за эти годы его выносили из дома и ставили на террасу, 1000 раз сидел за ним Юрий Иванович – с шашлыками, пивом и всем более крепким, в компании тех, кто в счастливые времена именовал себя его друзьями.

Сидел – обычно за икрой, шампанским, коньяком и вечными, как Парфенон, конфетами « Раффаэлло » – вдвоем с женщиной.

Одной из тех, с которыми спускался под гору перед подъемом в дом.

С одной из них, после расставания с женой скрашивавшими саму его жизнь целых 13 лет.

Но даже чьи имена с ему не хотелось вспоминать; они гнали внутрь все более тяжелую тоску, замешанную на неловкости пожилого человека, вдруг осознавшего, что всю свою сознательную жизнь он промахал… уж точно – не рукой.

Терраса, вымощенная огромными тонкими плитами из плохого бетона, съехала на сторону от медленно текущих оползней грунта, стол расшатался и перекосился, заглушка центральной дырки, не нужной в быту, давно потерялась.

Но сейчас он казался гладким и почти новым, потому что даже руки свои Юрий Иванович различал в деталях не дальше локтей.

Он отвинтил отвратительную жестяную крышку, достойную водки самой дешевой категории, а не настоянного на дубовой коре виноградного спирта, плеснул себе ненатурально красного коньяка.

Коньяк вполне мог быть красным; именно таким и бывала в последнюю декаду прошлого века популярная греческая « Метакса », которая находилась в любом винном магазине.

От « родного » же коньяка любой грек умер бы, лишь его понюхав.

Но выбирать было не из чего, Андрианов налил себе полную рюмку. Хорошую, широкую, классическую коньячную рюмку: низкую и с круглым донышком.

Эту рюмку 100… – точнее, 26 лет назад – подарил на день рождения его друг из прошлой жизни.