Ольга Амалфеева - Вирус турбулентности. Сборник рассказов

– Ты не понимаешь? – сдавленно зашипелось сбоку. – Ты не понимаешь, я потеряю сотни евро, тысячи!

– Я понимаю, – она повернулась и спокойно и прямо встретила его взгляд, – Я. Понимаю, – она с усилием разделила слова. – Но можно постараться перенести сроки.

Параллельные морщинки, пересекавшие его лоб, собрались гармошкой:

– Да?? Их нельзя перенести, – наконец выдохнул он.

– Ну тогда можно попытаться вернуть часть заказов. Если они не могут соблюсти сроки, они должны вернуть деньги, – она не думала сдаваться.

– Ты совсем не понимаешь. Они не могут вернуть деньги, они могут только перенести сроки.

Короткая логика, за которую она пыталась удержаться, выскальзывала из рук.

– Прости, я запуталась. Ты только что сказал, что сроки перенести нельзя.

– У них свои правила.

– Так можно перенести сроки или нельзя?

– О Боже, ты ничего не понимаешь.

Кресло впереди захлебывающееся всхрапнуло.

– Тише, – она сделала большие глаза, выразительно кивнула в сторону самовара. Во взгляде мелькнули озорные огоньки.

Он нетерпеливо дернул головой, откинулся на спинку и снова отвернулся к тянущимся по темному небу тучам.

Побродив глазами по торчащей скуле, она взяла его за руку и погладила по сухой, собирающейся под пальцами в складочки коже.

– Это от мыла. У меня крем есть, – она помолчала. – Прости. Может я, действительно, не все понимаю.

– Ты ничего не понимаешь, – он по-прежнему перебирал что-то за окном.

За ним, вплывая в растянутую синь, тяжело скользили придонные плоские рыбы.

Она гладила его руку, переворачивая ладонью вверх и вниз, он не отнимал. Потом поднесла ко рту и поцеловала.

Он повернул голову:

– Вот что ты делаешь? Самолет не обрабатывали.

– Я люблю тебя.

– Зачем назло делать? Совсем ничего не понимаешь.

Он вытащил из маленькой мужской сумки пачку салфеток и гель, быстро смочил и обработал руки. Потом капнул по капле на ее подставленные ладони.

Блондинка дождалась, пока он закончит, потерла запястья друг о друга перед его носом и вытянула губы трубочкой в его сторону.

Он сердито глянул, вытер салфеткой ее и свои поручни и сосредоточенно принялся складывать назад в сумку пузырьки и пластиковые упаковки.

Она вздохнула, положила голову ему на плечо. Тонкая костюмная шесть прыгала под ухом. Она приподнялась.

– Прости, – он повозился еще, устраиваясь поудобнее и, отвернувшись, закрыл глаза.

Она тихонько смотрела на него. На острые уши и пульсирующую жилку на шее. Он обернулся:

– Спи. Завтра длинный день.

Самолет гудел, гулко отдаваясь в животе. Красные всполохи резали плотные облака на стаи всполошенных гупешек. Дыхание рвалось. Синие рыбы метались и скрещивались.

Она покосилась на женщину толстяка. Та, накрывшись курткой и вытянувшись через три кресла, спала, положив под голову согнутую в локте руку. По лицу ходило тихое тепло.

Спит или вид делает? На такой высоте невозможно расслабиться. Так тянет. Километры разреженной воды и пыли.

Закладывающий уши гул вдруг резко взмыл, усилился и стал рваться и клокотать. Напряжение подскочило и застряло, заблокировалось в высшей точке, перекрыв и отрезав. Тотальный слепой страх залил и завалил пустоты. Она задохнулась.

Стало тихо.

Безлюдный мозг одиноко пульсировал. Отдельно от ужаса. Большого и одинокого.

Она вдруг поняла, что не может бояться за все сразу. Не может вместить сразу ВСЕ страхи. Она должна выбрать. И этот, полонящий, животный, выбивающий клинья из-под опор, показался спасением. Она выбирает его. Пусть сейчас будет он. Неразумный и более ясный, чем финансовый крах или быстрая смерть от эпидемии.

Теперь, вися над бездной, она испытывала даже какое-то болезненное облегчение. Толстый гражданин побулькивал. Она снова подтянула руку спутника себе на колени и стала потихоньку гладить. Он спал. Она тоже закрыла глаза. Пробившее пределы напряжение неконтролируемо бродило по крови.

Самолет тряхнуло. Раз, потом сильнее, еще сильней и залихорадило неровной мелкой дрожью. Кругом запрыгало и затряслось. По обшивке стучали мелкие камни.

"Метеориты. Или град. Только бы не птицы, – она считала и множила удары. – Как в машине. Как будто едешь в машине". Она попыталась мысленно пересадить себя в их внедорожник и вспомнить ощущение на скорости. Похоже. Когда он ведет, а она до последнего терпит перед тем как сказать: "Пожалуйста, помедленнее". Еще немного потерпеть, еще немного. Она прижимала и укладывала слоями всплескивавшуюся тревогу.