Полковник встал, потянулся, хрустнув суставами, и медленно пошел к воротам. Часовой явно замешкался. С одной стороны, он знал, что идет полковник, и можно было бы промолчать. С другой стороны, положено спросить пароль. «Черт их знает, начальство!» – подумал второпях боец и все же тихо сказал:
– Стой, три!
– Пять! – дал отзыв полковник и услышал из черноты ворот «Проходи!»
– Молодец, – похвалил он часового, проходя в казарму.
В кубрике, где его поселили на несколько дней командировки, в железной печурке гудело пламя газовой горелки. Когда полковник перестал ворочаться, устраиваясь на железной солдатской койке, в тишине застрекотал сверчок. Громкое стрекотанье сверчка на мгновенье перекрыл далекий взрыв, слегка приглушенный каменной стеной, а потом в тишине вновь только гудело пламя, и пел сверчок.
Полковник открыл глаза и увидел над собой голубое небо, косы берез, яркий цвет люпина, услышал где-то рядом стрекот кузнечика и понял, что ему снится сон…
Утром он поедет с отрядом местной милиции и бойцами бригады «на происшествие» в Мескр-Юрт. Инженерная разведка обнаружит там труп чеченца, и ему вместе с чеченским следователем придется складывать в полиэтиленовый мешок куски тела, поскольку убили чеченца с помощью привязанной к голове динамитной шашки. Потом на БМПшке отправится в Ханкалу, где пересядет на бронепоезд, идущий в Моздок, и, если ничего не произойдет, через сутки будет сидеть в транспортном самолете, который поднимется в ночное небо, направив нос на слабо мерцающую Полярную звезду.
В кадре большая комната, на стенах карты, на стеллажах зеленые каски, бронежилеты, сигнальные ракеты, книги. Посреди комнаты стол. За столом несколько бойцов и журналист, перебирающий сумку, явно отбирая только самое необходимое. Бойцы молчат.
Очень подвижный деятельный майор-«гуманоид» бегает по комнате, ставит чайник, достает консервы, печенье и, не переставая, говорит:
– Вот, предположим, ты умер. Положили тебя в гроб. Лежишь ты день. Лежишь неделю. Месяц лежишь. Год… И такая тоска тебя возьмет, что ты без дела лежишь… Вот тогда локти будешь кусать и что спал помногу, и что ленился, и что не спешил…
Журналист отобрал, наконец, нужное, переложил в сумку поменьше, и застыл, не слыша больше майора. За кадром его голос:
Я мог бы уехать в Моздок вместе с полковником и через пару дней сидел бы уже в своем кабинете в редакции, и снова корпел над очередным «чеченским очерком». Но старый знакомый фсбшник пристроил меня в группу, которая выдвигалась в горы на проверку сообщения местных жителей о проходе отряда боевиков через полузаброшенное горное селение. Местные опасались, что один из домов заминирован.
Ловушка (Поселок в горах выше ущелья «Волчьи ворота»)
«Хрум-хрум-хрум» – хрустит под ногами влажный, подтопленный горным солнцем снег. «Киа-киа!» – печально кричит над головами какая-то горная птица, едва различимая в синеве.
Второй час небольшой отряд саперов поднимается по горной тропе к селенью, прилепившемуся у скал недалеко от перевала. Оттуда, из аула, на блокпост в Аргунском ущелье пришел обросший черной с проседью бородой старик и рассказал о чужих людях, появлявшихся несколько раз в заброшенном доме, стоящем на отшибе.
Они, задыхаясь от быстрого подъема, остановились наконец у каменной низкой ограды одиноко стоящего на склоне горы дома. Прислушались.
– Сынок, – подал, наконец, голос Макс. – Иди аккуратно, ничего не трогай, чуть что подозрительное – зови меня. А вы, – обратился он к журналисту в зеленой куртке, – постойте пока здесь, во двор не суйтесь. Окей?
Журналист достал из сумки небольшой фотоаппарат, наблюдая, как отряд рассыпается вокруг дома, а один из бойцов идет внутрь.
Ему нравился Макс. Спокойный, уверенный в себе командир. Никогда не закричит на солдата, может хорошо выпить, но не становится назойливым и неприятным, не навязывается, но и никогда не откажется помочь.
Однажды на разминировании дома один из его «сынков» по неопытности и в глупом кураже, вопреки команде, полез снимать «растяжку». «Растяжка» оказалась с ловушкой, но понял это солдатик только тогда, когда, уже зажимая в ладони гранату, услышал щелчок другой, спрятанной рядом. Солдатик остолбенел, и Макс мгновенно успел представить себе, как мальчишку изрешетят осколки, но случилось чудо. Ни один осколок не попал в бойца. Большую часть железа принял на себя бронежилет, остальное улетело «в молоко». Контуженый солдат с опаленной черной физиономией на деревянных ногах подошел к Максу и громко, как глухой, сказал: «Простите!» – «Не делай так больше, сынок», – только и смог ответить Макс.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу