Он писал стихи, его «Зависть» вошла в фильм, он был великим читателем, знал наизусть тысячи строк. Его любовь ко всем вокруг детям была безгранична в пространстве и времени, и друзей у него было больше, чем звёзд. Но геология и горы были его музами. Хотя… кажется, мне повезло встретиться ещё с одной. По мне, у бати рождалась новая песня!
Вот как это было. Как всегда, пытаюсь бесшумно и незаметно проскочить мимо всегда открытой двери батькиного кабинета. И не хочу помешать – вдруг спит, и не хочется нарваться на новое задание – ещё не успел справиться с предыдущим. А с батей не поспоришь. «Так, фокус не удался!» – это, когда слышу: «Сынок, зайди! Если хочешь, послушай. Вот, не знаю, не обидится английская королева?» Я тут и сел, не помню на что. Я ничего не понимаю в огранках кристаллов из Британского музея, но оказалось – это такие детективы! Жаль, что и эти рассказы он не увидел в печати. Очень жаль. Только раз их слышал и был просто уничтожен, и сам себе завидовал, и понимал, что повезло мне случайно. Кому он ещё их читал? Но в годовщину его смерти, я надеюсь, увижу все рукописи, и эти тоже, от его новой музы уже всеобщего интереса.
Да, отец боялся обидеть английскую королеву, но ещё больше он боялся обидеть своих друзей, обидеть свои горы. Поэтому до самой последней секунды дожимал книгу о горах, начиная с Абашидзе по алфавиту. Галка, его дочка, в реанимации успела «перевести» вступление к ней. И после он спокойно съел мороженое, был весел, и отпустил Галку. А в 4 часа 30 минут 23.11.2012 его дела на земле навсегда закончились.
А я в 3:30 как раз сел писать письмо отцу, первый раз в жизни, как я его люблю. В 4:05 закончил, разбудил Галку жену, Ванечку и мы поехали к дедушке, ухаживать за ним после операции и жить с ним. Он это знал, что его невестка и внук утром 23-го уже будут в пути. Но в 8:08, за две минуты до отхода поезда – звонок сестры Галки: отец умер…
Вот и всё.
Договорили мы с ним или не договорили?
Я не хочу снова где-то жить в других измерениях, реинкарнациях. Не хочу. Я люблю своих любимых здесь, на Земле. А вот, чтоб батя, хочу, чтоб он всё же пожил ещё без этой вечной полувековой боли в ногах.
Ад он уже прошёл. Ровно 21 раз уходил от смерти. В 24 года даже воскрес – буквально восстал из гроба в палатке на Аксауте. В восемь лет он был ранен в партизанском отряде Ковпака, награждён медалью «Партизану Отечественной войны». Дважды стоял на карательных расстрелах… и когда спасал рабочих в шахте, тут-то, в этом любимом им подземном царстве меди и горного хрусталя, ему и завалило ноги.
Если б знать, что там можно встретиться с ним, пусть мерцает тот свет – эта звезда не только моей последней надежды. Если нет, то такой тот свет мне не нужен. С детьми я здесь всё договорю, и с жёнами, и с добром, и злом.
Наверное, самое важное он бы мне сказал, и наши стеснительные отношения не были этому помехой. Его последние слова мне, в 12:48 14.11.2012, перед операцией, по сотовому: «Так хотел, чтобы летом приехали девочки! Держись Гали. Береги Ваню». А я ему: «Счастливого пути!»…
С ума сойти!!!…
Его «театр» закончился изумительной сценой из «Тихого Дона». Получилось, я – Григорий Мелихов, он – его батя, Пантелей Прокофьевич. Влетает – злой! за обиженную мной невестку – толстовская борода, шевелюра – серебряным окладом во все стороны, и прям при Насте поднимает костыль – и срывающимся голосом мне: «Я не уверен, что тебя довезут до хирургического отделения!»… СТОП! – «хирургического отделения»… Он его уже давно боялся, это для него геенна огненная. И, наверно, чувствовал, что он оттуда не выйдет. Как я бате – «Счастливого пути» в мирах Бардо Тодол и Магеллановых Облаках, так и он мне – «не довезут до хирургического отделения». То есть оберегал меня от своего ада.
Наверно, договорили.
Мы знали, что любим друг друга, но пути и увлечения у нас были разные, редко пересекающиеся. Любили возиться с топокартами, походы в горы, фотографию, помогали друг другу, чем могли, радовались удачам и оба не могли жить без стихов. Характерами – полные противоположности. Батя – мощный Стрелец, а моё Солнце и скромный Марс – в Близнецах, да ещё в надире. А уж про свой асцендент в Рыбах лучше вообще говорить шёпотом. Медовых речей не вели. Наоборот, спорили до таблеток. Но сколько раз незаметно поддерживал меня, когда казалось, что вакуум вот-вот взорвёт «моё несчастное сердце»! «Непишущий поэт – осенний соловей», «Как пьяница, живущий без вина, так без поэзии живу я» – эти литературные цитаты в его письмах меня спасали буквально. Он написал мне перед первым звоночком ему оттуда, а я ему – за полчаса до окончательного занавеса. Поздно. На этом свете всё поздно. Но если есть та встреча – конечно, я первый бронирую туда билет. Я теперь в ссоре с тобой, время. Ты подарило отцу горы, он их любил больше всего на свете – «Будьте вечными, горы!» – он не жалел им времени, а ты отняло у него ноги. И ты не спасло отца, ты не спасло даже Отца нашего.
Читать дальше