Виктор Усачёв - Последний день Владимира Васильевича

Вздохнув, Владимир Васильевич с трудом поднялся и на своих ходулях, как он теперь называл негнущиеся ноги, проследовал в умывальную, представлявшую собой небольшой квадратик помещения с водным баком, да щербатой раковиной.

Он никогда не любил своего лица, а теперь – в особенности. На него из зеркала глядел старик с заросшим седой щетиной лицом, с коричневого цвета одрябшей кожей, с крупным носом и кустистыми бровями. Вздохнув, он принялся соскребать бритвой седой волосяной покров для улучшения дыхания кожи и придания всему лицу более молодого вида, если можно так сказать.

– Ну и рожа… ну и красаве́ц-мужик… да с такой, эта, физиономией только там и быть… и как она меня терпит? Привычка… столько лет рядом… наверное, она бы меня продала, если бы за меня что-то дали – хоть какая польза… но кто за такого, эта, что-то даст? Если и дадут, то только в морду… фу-у, какая скверная рожа… – бормотал он, морщась от скребущих движений тупого лезвия бритвы.

Старик спохватился – снова разговаривает сам с собой. А ведь раньше – давным-давно – пел, путём «мычания», приветствуя своё изображение по утрам, словно хотел задобрить его, но теперь оставалось только ворчать, с усилием глядя на свою беспомощную старость, проглядывающую сквозь щетинистые заросли.

Закончив освежение, старик проследовал на кухню, где уже неспешно орудовала его «старуха». Но здесь было её царство, царство шкворчения, шипения, бульканья и прочего кухонного таинства, где посторонним не было места. Потому, накинув на плечи старенькую куртку и утеплив помороженные ещё в войну ноги сапожками-дутышами, отменно сохраняющими тепло, Владимир Васильевич вышел на крыльцо, где его приветствовал вилянием хвоста дворовый пёс Тимка. Тимка всегда приветствовал только его, каким-то своим собачьим чутьём определяя именно его появление во дворе, и находился рядом, чем бы он ни занимался.

Почесав пса за мокрым ухом, старик прошёл неспешно на зады для оценки нарождающегося дня.

Наступающий день не был похож на праздничный: с мочливых, низко висящих серых облаков падала какая-то водяная пыль, доставляя неудобства всем обитателям земли. И воздух был придавлен небесной облачной громадой, и стеснён для дыхания. Он навевал сонную грусть по теплу и свету. И косматый туман, что цепко висел над безымянным ручьём, журчащим в глубине канавы за оградой огорода, был товарищем молчаливого дождя, добавляя затаённой тоски и печали в и без того ненастное утро.

Земля просыпалась мучительно и нехотя, задавленная тяжестью небесной сферы, закладывая сомнение в полезности нарождавшегося дня.

Вся эта серость и мокрядь отозвались зябкостью в теле старика, да ещё в почках ощущалась какая-то тяжесть, будто туда накидали камней. Он давно уже ощущал боль во всём теле, но временами боль отзывалась сильно в отдельных органах. Сегодня это были почки. И надо бы уйти домой, в тепло, но… страшно, до исступления, хотелось курить. А курить было нельзя – врач категорически запретил. И чтобы не огорчать свою жену, он прятал в сарае заначку и тайком выкуривал папиросу-другую.

Закурив, он присел на мокрую скамью, предварительно постелив сухую тряпицу, найденную в сарае.

Его участок земли – бывший постоялый двор, оставленный ему вместе с домом в наследство отцом, не имел достаточных возможностей для удовлетворения потребностей семьи. Сколь ни удобряй, ни обрабатывай, результат один и тот же: скудость урожая, да потеря сил.

И сегодня сочащаяся с неба влага не могла быть благодатным событием для осмысленного роста травостоя и озими, посаженной им в прошлом году в огороде, она лишь способствовала росту числа камней, да лошадиных мослов, хотя и не бывших земнородными, но также рвущихся наружу из глубин земли. Лишь они вольготно себя чувствовали на замкнутом земельном пространстве. Да ещё сорняки, борьба с которыми отбирала не меньше сил. Потому и невозможно было развести здесь цветущий сад, как он когда-то хотел, наполненный прохладой, напоённый ароматами цветов и спелых плодов, сад, дарующий радость жизненного существования не только садовнику, но и всей людской массе.

И вся эта землица, вся эта неудобь, обильно сдобренная не только навозом, а и по́том работников, не отзывалась благодарностью в виде обильного урожая, но отзывалась болью различных натруженных частей тела. И эта боль с годами только копилась, усиливая общую слабость организма. Лишь подземные организмы, в виде медведок и колорадского жука, вольготно чувствовали себя на огородном пространстве, успешно отражая все попытки хозяев их извести.