Елена Тара - «Крутится-вертится шар голубой»

Уже много позже он узнал, что это связано с традициями его народа. Евреи придают огромное значение имени человека. Для них имя – не просто отличительный признак, но сущностная черта, связанная с самой личностью. Между человеком и именем, которое он носит, имеется тесная взаимосвязь. Имя определяет наклонности и характер человека, влияет на его судьбу. И если вдруг жизни человека угрожает болезнь, к его имени могут добавить еще одно или даже дать другое. Тесть его двоюродного брата, чистокровный еврей, рассказал ему как-то еще об одной традиции: смена имени могла произойти в случае смерти человека, который был особенно дорог семье. Имя умершего передавали кому-либо из членов семьи в знак памяти и уважения; кроме того, считалось, что через сохраненное имя поддерживается связь с ушедшим родственником.

Став Соломоном, дед настоял, чтобы дети его соответственно поменяли свое отчество. Дочь Туба в то время уже работала в НКВД. Видимо для того, чтобы не возникали ненужные вопросы, и чтобы лишний раз не светить свою национальность, Туба осталась Зельмовной.

По какой именно причине дед Зельман стал в свое время Соломоном, Иосиф так и не узнал. Точно так же он не узнал, почему его мама стала Соней – спросить уже было не у кого.

Соломон Моисеевич трудился обойщиком. Мастером он был отменным, высококвалифицированным, что принесло ему известность не только в Архангельске, но и за его пределами. Дед долгое время держал небольшую кустарную мастерскую, в которой изготавливал мягкую мебель – диваны, кресла, стулья для гостиных, кушетки, оттоманки, пуфы – любой каприз за ваши деньги. Это ремесло кормило всю его некогда большую семью. Вместе с ним в мастерской по найму работало еще несколько человек в помощниках. Своим производством дед неимоверно гордился – ни у кого из городских обойщиков не получались такие мягкие и в то же время упругие диваны, затейливо-причудливые кушетки и оттоманки, кресла, спинки которых в точности повторяли все изгибы вашей усталой спины. Продукция деда чрезвычайно ценилась на местном рынке и раскупалась под заказ в основном состоятельными, известными горожанами: секретарями райкомов и обкома, работниками облисполкома. В их кабинетах и квартирах красовалась мягкая мебель производства Соломона Фарбера. Иметь такую мебель считалось признаком хорошего тона и принадлежности к местной когорте избранных.

Но в один день дед принял непростое решение: он распустил помощников, закрыл свою мастерскую, и ушел работать на завод. Произошло это в тот год, когда его старшая дочка Сонечка окончила среднюю школу и поехала в Москву поступать в институт. Помимо присущей девочкам старательности и прилежания, у Сони был быстрый аналитический ум и удивительная работоспособность. Ее аттестат был одним из лучших в школе, и никто не сомневался, что она без труда поступит в любой столичный институт.

Дед с гордостью рассказывал своим именитым клиентам, что его Софочка едет в Москву учиться «на химию». В своих мечтах он уже видел ее важной ученой дамой, заходящей в огромный класс; в этом классе сидит множество людей и с благоговением смотрят на Софью Соломоновну, потому что она знает то, что никто из них еще не знает. И сейчас она им это объяснит, и все будут с восхищением ловить каждое ее слово. Дед со своими тремя классами ликбеза очень уважал ученых людей и справедливо полагал, что грамотность – это путевка в большую жизнь. Если уж им с женой не довелось получить образование, то детей своих он непременно выучит, даже если для этого потребуется производить еще больше диванов и кресел.

Соня выслала телеграмму, что все экзамены сдала на «отлично». А как иначе, хмыкнул Соломон, по-другому и быть не может. Через два дня дочь вернулась домой. По ее лицу Соломон сразу понял, что случилось нечто непредвиденное. Несмотря на круглые пятерки, Соне вернули документы. В приемной комиссии девушке объяснили, что по правилам в институт принимают только тех детей, чьи родители являются членами профсоюзов, то есть работают на государственных предприятиях. Ее же отец был кустарем-ремесленником.

Для Соломона Моисеевича это оказалось настоящим ударом. Он замкнулся, несколько дней ходил мрачнее тучи, ни с кем не разговаривал и даже не читал газеты. А затем принял решение закрыть свою мастерскую, чтобы остальные дети не имели в будущем таких проблем.

Соломон Моисеевич устроился работать на завод «Красная Кузница» в Соломбале под Архангельском – в то время это был самый крупный судоремонтный завод на севере страны. На заводе делали мягкую мебель для кают судов. Завод находился на другом берегу Двины. До реки дед ехал с пересадкой на трамвае, потом на пароме переправлялся через Двину, а дальше шел пешком. Рабочий день продолжался восемь часов плюс час на обед, и потом дорога домой.