Александр Иванченко: Камбала. Роман в двух книгах. Книга вторая

Наташа вышла в лёгком цветастом платье и босоножках на платформе, отчего казалась чуть выше. Причёски, которая мне безумно нравилась, с длинными прямыми волосами, не было, а вместо неё, подрезанные по плечи волосы и чёлка спереди, волосы накручены на бигуди. Да и в другом она изменилась, сильно изменилась, она из девочки, девушки превратилась в женщину. Именно я ощущал перед собой не ту Наталку-полтавку и не Наталку-молдаванку, как я любил в шутку её называть, а молодую женщину, хотя не хотелось так называть, девушка ей подходило бы, конечно, но погрубевший голос и другие внешние и внутренние признаки говорили об обратном.

Это была другая, просто похожая на мою Натаху, совершенно другая девушка, которую я совсем не знал, да и узнавать, скорее всего мне не придётся, у неё есть тот, кто это, возможно давно уже всё познал и читал её, Наташу, как книгу и ей, бесспорно, это нравилось. Всё это было осязаемо, не платонически, как у нас, чувственно и боль, и ласка были телесные, были понятны душе и были постоянно. Уверен почти, что вчерашний субботний вечер, а скорее всего и ночь напролёт они провели вместе, как и предыдущие вечера.

А, что ты хотел, морячок? Это правда жизни. Жены декабристов – патриотично, красиво для сюжета кино, но для жизненного сюжета в наше время – это лицемерии и в лучшем случае, удерживание отношений «про запас».

Я вспомнил, как мы гуляли по Новочеркасску, как катались часами на трамвае, как гадали у слепого шарманщика, где попугай вытаскивал нам счастливые билеты. Видимо и это была фальшь, а действительность, вот она, не завуалированная, без прикрас. И когда машинально, по старой привычке взял Наташу за руку, она каким-то приёмом, иначе не назову, высвободила её и сложила руки на груди. Мы так и шли по тротуару в сторону автовокзала, откуда два часа назад я шёл ещё с надеждой на то, что ошибался, что всё не так и чувства вновь получат импульс. Но, не судьба.

На автовокзале, пришлось ждать минут пятнадцать до автобуса, хотя я мог уезжать тогда, когда захочу, но какой смысл оставаться. Я предложил Натахе прогуляться к роще, что была сразу за территорией автовокзала. Но она категорически отказалась, предложив консервативный вариант: «Давай тут присядем».

Тут – это среди снующих туда-сюда пассажиров. А я-то всего-навсего хотел её поцеловать на прощанье, без свидетелей и без упрёков со стороны свидетелей за безнравственность. Если и это уже для меня «табу», то зачем ещё полмесяца назад в письме, что я получил в конце было: «…Целую. Люблю. Твоя Кроха.»

Не моя ты, Наташа, никогда не была, скорее всего и уже никогда не будешь. Сначала ты была ещё ребёнком и играла в любовь, потом было интересно, а чем всё это закончится, а потом…

– Хотел тебе форму показать, вез для этого. А зачем? У тебя есть мои письма и фото. Хочешь храни, хочешь сожги. Твои фото я сохраню все. А вот письма не стану. Видимо, даже, когда ты писала, называя моё имя, то думала о другом. Возьми, Наташа, я знал, что они мне больше не понадобятся. Это то прошлое, которое мне никогда не забыть, но не хочу, чтобы оно мне рвало душу.

Я достал упакованный пакетик писем, которые я привёз домой и в последний момент при сборах решил, что они мне больше не нужны. Наташка взяла свёрток дрожащей рукой, только спросив:

– Зачем?

– Так будет лучше, для нас обоих.

Автобус стоял у посадочной платформы, пассажиры занимали места в салоне. Мне были тяжелы эти мгновения расставания, и я сейчас хотел больше всего, чтобы закрыть глаза, а когда открыл, всё было по-другому, был бы я дома, а ещё лучше на службе, в Риге. Странное желание, не прошло и половина отпуска, а мне захотелось назад на службу. Я там принесу пользу, я там кому-то нужен. Здесь я не хочу больше оставаться.

– Наташа, будь счастлива!

Я наклонился, чтобы поцеловать её в губы, но она увернулась в очередной раз. Так и так. Поцеловав даже не лоб, а в висок, прикрытый пахнущими парфюмерией волосами, я повернулся и пошел в автобус, не оборачиваясь. Когда сел на своё место и выглянул между зашторенными шторками окно, увидел неподвижную фигуру той, которую я безумно любил три года, из-за того, что хотелось чаще быть вместе и страданий, пропуская занятия и в конце бросил институт, но это моя ошибка, а может быть и судьба и последний год, когда я уже начал понимать, даже без письма Татьяны, что все планы утопические.

И вот сегодня я просто в этом убедился. Натаха стояла неподвижно и смотрела в след отходящего от платформы автобуса, руками прижимая к груди то, что она назвала любовью, свои письма за два года. Их было в разы меньше, чем тех, которые были отправлены в её адрес и конверты были более пухлые. Но это было в той жизни, в жизни, когда я был наивен и верил словам и, изначально, душевным поцелуям девушки моей из моей юности.