Павел Шарпп - Ирония на два голоса

А сам я, рассматривая себя в зеркало, удивлялся странностям природы, не позволяющей делать выбор. Она дает человеку определенную внешность, которая иногда как приговор – обжалованию не подлежит. В моих наблюдениях над людьми, животными и самим собой не было чего-то эгоистичного или тем более самовлюбленного. Мне просто было очень любопытно. Наверное, мышление ребенка жаждет информации о себе и мире, как голодный – чего-нибудь съедобного.

Моя память с детства легко все впитывала и при этом была достаточно твердой, устойчивой во времени, что не раз выручало меня в разных ситуациях. Хотя я запоминал почти с первого раза даже очень длинные стихотворения, рассказы и сказки, но все же доминировала способность запечатлевать рисунки и цифры, как будто они врезались каким-то алмазным резцом в гранитную плиту, которая и была памятью.

Мне нравилось наполнять себя всем, что попадало в уши из рассказов, звучавших по радио в исполнении артистов. Кроме того, запоминались яркие сюжеты и образы, тайно являвшиеся из книг, которые читал нам вслух отец, а иногда – старшая сестра Аня. Поскольку сестрица выбрала себе профессию учителя, мы с братом исподволь стали ее подопытными учениками, с которыми она могла часами возиться, проверяя свои учительские способности. Она была намного старше нас, и, казалось, мы служили для нее некоторым подобием живых кукол, не требующих много ухода, но ставших удобным пластичным материалом. Видимо, у нее возникала иллюзия, будто из нас можно вылепить все, что вздумается. Конечно, это было и правдой, и заблуждением в одном пакете.

Иногда детей с ранним развитием в прессе и литературе называют вундеркиндами или феноменами, но тогда, в моем раннем детстве, все это не обсуждалось в прессе и не муссировалось по радио, а телевидение тогда еще не было широко распространено. Мой старший брат родился ровно на два года раньше и почти всегда выступал моим конкурентом и соперником в делах, играх и борьбе за внимание взрослых.

Благодаря терпеливости и энтузиазму сестры я легко и весело выучил наизусть несколько длиннейших сказок и стихов, даже несмотря на то, что сама сестра, как казалось, моих успехов не замечала. Мне было интересно с ней, многие вещи в ее присутствии преображались, а я всегда мог обратиться за комментариями.

Так, например, она нередко брала меня с собой синими зимними вечерами за водой, и я попадал в яркий и фантастичный мир за воротами дома, освещенный светом окон, уличных фонарей и небесных тел. Сестра шла, перекинув через плечо пружинистое коромысло с двумя ведрами, а я нес раскрашенное детское ведерко. Мы выходили из нашего двора, держа путь на водокачку, которую все называли колонкой, ступая по скрипучему снегу, окруженные сумрачной почти уже ночью. В это время заснеженным миром правила луна, которая следовала за нами, плывя над горизонтом, над заборами и домами, сопровождая наш поход своим сиянием, ни на шаг не отставая, как преданная овчарка, живущая своей неугасимой жизнью.

Я спрашивал сестру, почему луна нас сопровождает, откликаясь при каждом шаге и любом, даже мелком движении. Сестра отвечала, что таково устройство мироздания. Слово это меня завораживало и казалось чем-то грандиозным, магическим – мира здание!

Скорее всего, я вовсе не был вундеркиндом, просто погоня за старшим братом приводила меня к незаметному преодолению рубежей и ускорению развития. Так, я научился рано читать и считать, причем без всякой зубрежки алфавита, без занудности складывания слогов и счетных палочек. Это случилось за короткий срок и стало для меня таким же естественным, как дышать или двигаться, только еще легче. Мне стукнуло четыре года, когда сестра принесла букварь и сказала старшему брату, что будет готовить его к школе: покажет, что такое алфавит, немного поучит его по начальной школьной программе. Так и случилось, но для меня они стали «компанией зазнаек», обособленных какой-то нарочитой важностью. Они всегда отгоняли меня в сторону без видимых причин, приговаривая:

– Артем, ты еще маленький, ничего не поймешь, только помешаешь.

Однако их взрослое высокомерие только усиливало у меня зависть и укрепляло дух противоречия, выразителем которого, как правило, являлся мой внутренний ментор, умеющий саркастически высказаться по поводу критики, направленной в мой адрес.

Все недели и месяцы их занятий с братом я крутился вокруг и, чтобы не прогоняли, научился сдерживаться, не влезать в их разговоры, но задания, которые Аннушка давала брату, я впитывал и готов был выполнить как можно точнее. Конечно, тут немалую роль играла и элементарная детская зависть. Как мне хотелось быть на месте старшего брата и держать в руках эту красивую книжку с яркими картинками!