Пётр Таращенко - Ломаная прямая

– Встречаемся на Войковской в 10.00, в центре платформы, – сказал на прощанье Савойский. – Ты как себя чувствуешь?

– Как может чувствовать себя человек, которого ждёт любимая женщина?

– Ну, понятно, понятно. Береги себя, нас ждут великие дела.

Ну, здравствуй, странник. Экой ты смешной какой!

Дарья Алейникова мерила лайковыми сапогами периметр своей гостиной, закусывала губку, думала:

– Где он мог застрять? И голос у него был какой-то странный. Вот, скотина. Тут ехать от силы полчаса.

С неким изумлением она вдруг поняла, что просто соскучилась по своему такому ненадёжному, но всё-таки, такому милому дружку, которого последние годы она называла «поволжский сиделец».

Дарья Алейникова, известная московская красавица, странным образом благоволила Карагодину, порой действительно обаятельному и необычайно креативному в организации любовных сетей, осадах и натисках. Щедрому на выдумку красивого времяпрепровождения в разнообразных компаниях, прогрессистко–авангардных, изысканно–декадентских, научно-снобистких, куда он неизбежно привносил элемент некой раскованности, а порой полного, тотального отвяза. С его подачи она познакомилась с каталами профессорского вида, академиками с растерянными провинциальными глазами, с американским профессором Болонкиным, который увлечённо рассказал ей о том, что человечество не останется вечно на Земле…

– Знаю, знаю, – перебивала его просвещённая красавица, – …но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет все околосолнечное пространство”. Только

там нет воздуха!

– Нет! – хихикал профессор, и на его щёчках выступал старческий румянец, – откуда же ему там взяться!

– И чем же они будут дышать?! – Дарья в притворном ужасе коснулась ланит острыми кончиками накладных ноготков.

– Воздух им будет не нужен! – торжественно говорил Болонкин. – На земле, обретаясь в своей такой нестойкой, но такой ээ… привычной телесной оболочке они накопят весь… ээ… пакет информационного багажа, – интеллектуального, чувственного, социального, этического и, конечно же, нравственного, – а затем этот самый, как его… экспирьянсный пакет с помощью специальных технологий будет перенесён на микрочип, который, будучи помещён в оболочку из чистейшего титана, снабжённую фотонным мотором, сможет обитать при любых температурах и в любой точке мирового пространства, питаясь солнечными светом и реликтовым излучением!

– Царица небесная!.. – округляла глаза Дарья и снова переходила в наступление: – Но, позвольте, профессор, зачем же им там, в космосе, ну, положим, нравственность!

– Как зачем! Как зачем! – горячился Болонкин, – это тоже… ээ-э… определённого рода …. знание.

– Они что, будут жить семьями, любить друг друга, изменять? – иронический задор Дарьи рос с каждым словом.

– Ну, изменять, хе-хе, они, конечно, не смогут… – лавировал Болонкин.

– Кто бы сомневался, – там же абсолютный нуль!

– Ну, да, – соглашался Болонкин, понимал, что попадает в силки хитроумной красавицы, и фальшиво изумлялся:

– Откуда вы знаете? Читали мою статью про Е-существо в Сайентифик Америкэн?

– По ТВ говорили. Показывали космический модуль Эндевер, и сказали, что при абсолютном нуле эта железная штука будет дееспособна только 14 лет, так что ваше Е-существо – утопия.

– Beg you pardon, Xan Xanych, – шёл на выручку незадачливому америкосу Карагодин, – wanna have some «Emerald Dry»?

– How come you have it here in Russia?! – радостно удивлялся профессор, – Я вообще считаю калифорнийскую лозу… – ээ… – он заискивающе улыбнулся Дарье, – а вы? Вы не желаете?

– Не откажусь, – милостиво соглашалась красавица, – кстати о вине: вчера была на открытии Гленливет Хаус, – утром еле встала (господи, о какой нравственности я тут лепечу?!.) Так что вся надежда на «Эмеральд Драй».

Раздался звук дверного звонка. Дарья метнулась в двери. Карагодин стоял в дверном проёме с сумкой «такса» в одной руке и походным пайком, который по распоряжению Короляша собрали прыткие стажёрки, в другой, и глупо улыбался.

– Ну, здравствуй, странник. Экой ты смешной какой! – прыснула Дарья.

Карагодин сделал шаг в прихожую и выронил «таксу» на пол. Дарья осторожно вынула из его руки пакет с пайком и опустила на половичок рядом с ботинком гостя, после чего расстегнула аляску гостя и, запустив под неё руки, притянула покорного Карагодина к себе и смежила глаза. Волна Дарьиных ароматов пролилась прямо в душу Карагодину, согревая порядком пристывшего «странника» таким желанным, таким домашним теплом. Он нашёл губы красавицы и поцеловал их с неожиданной для себя чувственностью.