Пётр Таращенко - Ломаная прямая

За мебельными декорациями оказалась ещё одна комната, увешенная по периметру пляжными полотенцами с изображениями Мерлин Монро, каких-то загорелых девиц в разных прогрессивных ракурсах, тигров, львов и экзотической птицы тукан.

В центре комнаты были сдвинуты три журнальных столика, уставленные открытыми банками разнообразных паштетов, консервированных сосисок, ветчинной нарезки, маринованных пикулей, маленькой кукурузки, сырами камамбер, и нарядными упаковками пива Хайнекен.

– Настоящий голландский натюрморт, – сказал Рыжов, – Ван-Дейк отдыхает!

– А сало русское едят! – неожиданно сказал Сёма, деловито разливая «Абсолют» по нарядным гусь-хрустальным стопочкам.

– Москва… – со вздохом сказал Савойский Карагодину. – Только объявили свободную продажу валюты, а у них уже всё на столе!

– У Короляша всегда всё было на столе, – такой человек! – рассмеялся Карагодин. – Ван-Дейк отдыхает.

– Дикое время – билетов в Египет не купить, а с «Абсолютом» уже всё в порядке!..

– Переходный период к свободному рынку. Всё устаканится, – обнадёжил Карагодин.

– Слава Богу, я уже всё устаканил.

– И то верно, присаживайся к столу, товарищ.

Петруху послали по делам. Предварительно разгрузили багажник, обнаружили «Арарат».

– Кстати. В Египте сухой закон, – как бы невзначай бросил Сёма.

– Понятное дело, – резонировал Короляш, – третий мир. Только поднимают голову. Бог с ними. Ещё очнутся. – А сейчас – приветственный тост:

– Друзья, коллеги… собратья, – народ образовал почтительную тишину. – Испытываю чувство натуральной гордости за наших ребят, таланты которых ценят не только в России, но и в самых дальних уголках планеты. Египет – колыбель цивилизации, Москва – третий Рим, Волгоград – перекрёсток Великого шёлкового пути и город–герой. И это триединство блестяще олицетворяют наши дорогие гости, миссия которых – упрочить своим замечательным проектом связи между прошлым и будущим, между городами и странами, между народами, сколь разными по своим культурно–ценностным ориентирам они не были.

Стены экс-«Мясной лавки» не раз слышали патетические тосты директора, которыми он традиционно начинал дружеские застолья, но у Савойского пафос первого тоста вызвал румянец смущения на полных щеках. Впрочем, в красивых фигурах речи директора он подсознательно угадывал ироничные нотки, и нотки эти его несколько успокоили.

– Чёрт с ними, с ориентирами, – решительно закончил Короляш, – мой тост за дружбу, а сегодня мы, наш коллектив, с подачи Карагодина прирос ещё одним другом, Борисом Савойским, и это – настоящий праздник души! Дай Бог, тебе, Борис, здоровья и сбычи мечт! Ура!

– Ура! – дружно грянули замы и помы.

– Ура! – с секундным запозданием пискнули девчонки (как выяснилось позднее, стажёрки из торгового техникума).

И веселье началось. Понеслась тотальная дегустация европейского консервпрома.

– Это же морской коктейль, настоящий афродизиак, ты просто обязан попробовать, – Сёма тащил на тарелку Карагодина миниатюрное головоногое – чудное средство для восстановления мужской силы.

Будучи традиционалистом в гастрономических вопросах, выросший на осетрине, чёрной икре и раках Волго–Ахтубинской поймы, Карагодин ёжился, глядел на экзотическое маринованное животное с недоверием. Восемь тоненьких отростков, покрытые крошечными присосками, вызвали летучую инфернально-патологическую ассоциацию. «Упаси, господи!..» – мысленно пискнул Карагодин, но отступать казалось неприличным, и он решительно вонзил вилку в лиловую мошонку микро-кракена.

– А нам, нам можно? Мы тоже хотим! Дайте нам афродизиака! – требовали стажёрки, протягивая Сёме пластиковые тарелочки …

– Какие могут быть проблемы, – гудел как большой шмель Короляш. – Подадим машину к трапу, у Петрухи есть специальное разрешение.

Савойский, обставленный радужными коктейлями, который прытко замешивал Паша Русанов, добавляя в «Абсолют» ликёры отчаянно–мультипликационных цветов, – довольно жмурился, говорил:

– Да совсем необязательно к трапу, просто – встретить в Шереметьево…

Как чёрт из табакерки из-за шкафа выскочил Петруха, со связками эквадорских бананов в обеих руках, пристроил плоды на угол стола, сделал краткий доклад прямо в крупное ухо директора, и тоже присел к столу с банкой Heineken non-alcoholic.

Последовали яркие, полные неподдельных дружеских чувств тосты замов. Карагодин, хорошо знакомый с процедурой застолий в «Мясной лавке», принимал их как должное, как некий замечательный, но и само собой разумеющийся ритуал. Не раз он поднимал пылающие неземными красками коктейли, не раз говорил зажигательные спичи.