Алесь Дворяков - Опилки

В изнеженном обстоятельствами блокнотике растут пунктики: дорога, холод, свежее звенящее утро, ветер… Снежинки. Уже упавшие, словно васнецовские древние воины, они только и успевали возрождаться в блеске, притворяясь розовыми, когда всё вокруг было одурявше-синим. Снежок оголтело синеет, соревнуется с небом. Глупый. Запотевшие стёкла мчавшихся жигулей прятали от маленького путешественника всю красоту, на которую была способна зима конца двадцатого столетия. Пути же были ему знакомы своими ямками, которые так, видимо, в Пашкиной жизни и не изменятся в своём ностальгическом упрямстве. Снежиночный ветерок в темноте до сих пор будто хочет внушить Пашке, что его существование – это только обволакивающее покрывало, из-под которого ему никогда не вылезти.

А ведь где-то снега на дорогах навалило высотой с человека – и ничего.

Вот он, последний пунктик. Полуобшарпанная зеленобокая больница, разное множество ступеней, больших одежд, заполонивших родильное отделение, розовая, как сборище снежинок-притворщиц за окном, ленточка его сестрички, а дальше будет что-то важнее.

до отвратительности лживая глава.dll

Как относятся к наивной детской лживости? Наверно, с некоторой до́лей умиления. А некоторые без всяких доле́й могут и нещадно побивать своих отпрысков, надеясь таким образом напрочь отбить и желание врать. Что бы вы делали со своей правдой без наивно-детской лжи? Крики детей кажутся вам неимоверной симфонией, где вы великий композитор? Дирижёрская палочка-плеть взрастит поколение неидиотов и немаменькиных сыночков и дочечек?

Паша не мог, как любой нормальный и вроде бы здоровый ребёнок, не врать. Необходимость заставляла его как обманывать, так и открываться. Второму способствовал отцовский ремень или прут, сорванный собственными руками парнишки для сатрапно-профилактического избиения.

политика открытости местного масштаба

Маленькие шрамы выгоняли прочь из головы Павлика мысли о ремонте часов – их он отремонтировал столько, сколько нашёл.

Лис бы стлелка пасла.

Подзатыльники не позволяли больше подумать о том, чтобы спрятать немножко денег и купить много жевательных резинок, сжевать их все сразу, а дома сказать, что столько сдачи и дали . Насилие отменяло желание бросать спички на дрова, что было лучшим противопожарным воспитанием дошкольника. Лучше, чем слёзы соседа, выбегавшего из задымлённости своего дома. Пашка, поел из собачьей миски немного вареной фасоли? Получи тумака в бок. Из интереса надел каблуки матери и прошёлся по залу? Что ж, лишь бы никто не видел, маленький проказник. Товар – какой-то интересный предмет, цена – разной степени тягучая боль в частичках тела. Тут качелькой в лицо даже было бы гуманнее, как однажды в детском садике. Стрелочки часов так и не пошли, хоть была сделана дырочка в стёклышке. Конструкторские навыки терпели крах в зародыше. Вероятные профессии погибали под мощным натиском отцовских оплеух. Сколько их таких было? Паша-экономист, Паша-дизайнер, Паша-человек. Всё ложилось прахом под давлением рефлексов: сделаешь это – будет больно. Но рисковать стоило.

уже недетский сад.iso

Риск начинался уже рядом с детским садиком. Паша ненавидел спать днём, любил ночью и дома, когда его хоть иногда, но берут на руки и переносят на кровать. Но игрозальные забавы в саду были ему по душе. Так и сформировывался образ, подобие начинающегося гражданинчика. Зверёчки на шкафчиках и на стёклах, запах зубной пасты в туалете упрямо цементировали в душонке мальчика светлые многодетские моменты, к которым невольно захочется потом вернуться и качелиться, если что-то похожее опять увидишь или унюхаешь. Детсад имел свой запах недомытого туалета и картофельного пюре. Подоконники, стены и даже полы здесь пахли по-особенному, по-общественному. Витали здесь ароматы и пришедшего за тобой родителя, наслюнивавшего ткань, чтоб стереть грязь на твоём лице, и спешки в собирании, и фломастеров, и шарфика с варежками, а ещё – светло-зелёных санок на выходе. Ошмётки звуков таяли под ногами приходившего за Павликом отца, воспитательницы игриво хихикали и больше подначивали сильного работягу на такие проделки. Здесь взрослые становятся немного детьми, пока не выйдут за порог.

Но и детки не дремлют. Павликов двухъярусный сонный корабль соседствовал в коричневокрасочном море с фрегатом девочки на самом верху. Быть беде, капитан несонного царства!