Александр Поехавший - Русская Наташа

– А ну вернись, двоечник! – прокричало маленькое существо, которому за сорок.

– У меня животик заболел, – обронил я напоследок и захлопнул за собой дверь.

– Мать в школу, скотина! – раздалось откуда издалека, но я уже привык к таким вскукарекам.

С увеличением возраста человека интерес к нему затухал. Марину Сергеевну помнили только за полчаса до и полчаса после урока. Я не заметил, как прихватил с собой глобус. Он крутился, как бешеный во время моего преследующего движения по пустынным коридорам крепости детских сердец. Я не мог до конца понять, что повлекло меня за мальчиком. Невероятно странное бессознательное желание, которое одержало верх над нежелательными последствиями. Из прокуренного насквозь клозета тащило сигаретным дымом, но уж лучше так, чем пронзительный запах дерьма. Я шмыгнул внутрь и притаился, вычисляя местоположение озорника.

– Лёш, что ты увидел под столом? – спросил я его, услышав из какой кабинки исходит возбуждённый шум.

– Серый, ты дурак что ли? – получил я в ответ от застигнутого врасплох одноклассника.

– Впусти меня, пожалуйста, – заговорил я будто не своим медовым и бабьим голосом. Я захотел разнести дверь, чтобы показаться намного больше, чем был. Странное желание: всегда и везде пытаться казаться прекраснее и важнее, чем ты есть на самом деле.

– Иди в жопу, Серёг, а! – буркнул он, но это ещё больше подогрело меня.

– Лёх, я знаю, что ты собираешься делать, – произносил я настолько спокойно и уверенно, как мог, – впусти меня, пожалуйста, я никому не расскажу.

Не дожидаясь ответа, я пропихнулся под низом, выпрямился и застукал его со спущенными штанами. Его вытянувшийся в длину молочный член был в нескольких сантиметрах от моего живота. Не зная, что предпринять, я почему-то сильно крутанул глобус. В который раз я пережил упадочное состояние отчуждённости и кое-какой внутренней боли оттого, что невозможно поставить себя на место иного человека, чтобы хорошенько понять, что он хочет, а что нет. Что могло быть прекраснее взаимного понимания без слов? Находясь в крайнем смущении, я хотел, чтобы Лёша расслабился и довёл задуманное до естественного конца. Впервинку я увидел мужской половой орган другого человека так близко, до этого я только несколько раз засекал отцовский и то – мельком и не так досконально.

– Что вылупился, будто у тебя не такой? – внезапно заговорил он, чуток привыкнув ко мне, – ты что губы накрасил, как баба?

– Для тебя специально. – Я соврал, так как внешне он был малопривлекательным и совсем не в моём вкусе. – Лёх ты можешь делать это, пожалуйста? – произнёс я, и к горлу подступало ощущение тяжело нарастающего дикого и беспомощного стыда за него, себя и такой шальной ситуации. – Я тебе Богом клянусь, никому не скажу.

– Да ты только попробуй, – с небольшой угрозой проговорил он, – я тебе с пацанами за щеку наваляю за школой. – Для него это было проявлением злого насилия и морального унижения, но для меня резон этих слов был совершенно из другого русла.

– Лёшенька, – мягко обратился я, – слушай, напомни мне сколько тебе лет, а то мало ли?

– Мне сегодня исполнилось ровно восемнадцать лет, – ответил он немного рассерженный.

– Да ладно? – удивился я, – мне тоже сегодня стукнуло восемнадцать лет, представляешь? Я родился ровно в двенадцать часов дня. Посмотри на часы, сейчас двенадцать и одна минута, нам очень повезло, мы всё делаем правильно, не бойся, дружок. Теперь можно и материться вслух, громко, при всех.

– Блять, это пиздец какой-то, смотрю на тебя и не верится, как такое вообще возможно. Серёженька, а почему спрашиваешь про возраст, зачем тебе это?

– Сейчас сам увидишь…

Я возбудился и плюнул точно на головку его живой ветви. Лёша начал онанировать, но я не решался притронуться, боясь непонимания с болезненным для моего очаровательного лица финалом. Это было необычайно волнующе, похоже на репетицию того, что должно быть между мной и Романом в нашу первую ночь Любви. Я тяжело дышал и не сводил глаз с этого великого чуда природы. Отменный мужской член, такой примитивный и доступный, рукой подать. Его форма напоминала дорогой леденец, который мне как-то раз презентовала матерь. До безумия хотелось прикоснуться к нему губами, обхватить полностью и заглотнуть настолько глубоко, чтобы аж поперхнуться.

– Лёх, у неё были трусы? – Я неотрывно наблюдал за его повторяющимися элементарными движениями.

– Покажи свой, – будто не расслышав моего вопроса, потребовал он.