Евгения Монастырская - Я лесбиянка - история жизни и любви. Том первый

– Нам некуда было пойти, – парень пожевал большими красивыми губами и носом подшмыгнул.

Я кивнула. Хотелось кричать. Под тапком зашуршала убитая бабочка – конфетная обертка.

Парень вошел в комнату, заполнил собой пространство. Большие уверенные руки, столбы-ноги в голубых джинсах, крепко сидящая крупная голова. Красивое животное. Он головой поворачивал как-то по лошадиному, оглядывая мою комнату, и ресницами длинными вяло шевелил. Его было слишком много.

– Чай хотите? – я вспомнила, что у меня нет сахара.

Они кивнули.

Он трогал большими губами горячий край чашки, чуть собирая их алыми складочками. Причмокивал и блаженно глаза прикрывал, будто пил не пустой обжигающий дешевый чай, а изысканный напиток комнатной температуры.

У них закончилось спиртное, они выпили бутылку портвейна по дороге ко мне, под дождем.

– Три семерки, – сказал парень, причмокнув губами и улыбнулся.

– Отвратная сладкая дрянь, – подхватила Аня с видом эксперта и опять хихикнула.

– Дрянь, – кивнула я.

И снова посмотрела, как мужские губы касаются краев чашки. Этими губами он трогал ее губы, аккуратные, маленькие. Засасывал, причмокивал, языком в рот проникал. Прихватывал нижнюю губу и чуть кусал, а потом, возможно, языком проводил по ее верхним деснам. Так делала Аня со мной тогда, в том углу. Я с ума сошла, когда она языком по верхним деснам… У меня закружилась голова.

– Я в душ, – Аня встала.

Он проводил ее влажным взглядом, опять присосался к чашке. Лицо его распарилось, щеки порозовели, на носу выступили бусины пота. Я не знала, куда деть себя, почему-то стали неуместными мои руки, хотелось спрятать их. Смотрела в чашку, в темную чайную глубину, занырнуть бы туда, спрятаться. Представила, как сижу на самом донышке, маленькая, неприметная, колени к груди подтянула, обхватила руками. У меня жабры вдруг выросли, я фильтрую теплую чайную воду, рассеянно трогая пальцами мягкие пластинки чаинок. Аня заходит такая в комнату, а меня нет. Ага. «Где, Женя?» – спрашивает. Парень недоуменно оглядывается, он даже не заметил, как я исчезла. Аня на кухню – нет меня. В шкаф заглянула – и там нет. Они стоят растерянно посередине комнаты, руками разводят. Из открытого окна тянет влажной прохладой майская ночь. Дождь кончился. Где-то далеко поют соловьи и шины машин шуршат по мокрому асфальту, будто по наждаку. А я сижу на дне чашки, фильтрую.

Встряхнула головой. Он оставил в покое свою чашку, поставил ее с глухим стуком на деревянный столик и подсел ближе ко мне, переместившись на диване. Вдруг приобнял неловко за плечи.

– Ты такая красивая.

Я фыркнула. Его пальцы потянулись к верхней пуговице моей рубашки, он заколупался с ней, задергал. Крепкая пуговица мужской рубашки не поддалась, не раскрылась тугая петля. Сделано добротно, да. Это в женских блузах крошечные перламутровые пуговки готовы легко выскользнуть из петелек, едва к ним прикоснуться жадные мужские пальцы. Я отодвинулась резко, насупилась и смотрела уже исподлобья. Стало стыдно за него, за себя, за нас троих.

– Ну, чего ты? – сказал он.

Чего я? Чего я? Жаром обдало тело, будто меня засунули в духовку. И сижу я там, хватаю ртом раскаленный воздух, дым, гарь и кричать невозможно. Снова посмотрела на его губы, отодвинулась еще дальше. Спина взмокла. Сейчас он казался огромным троллем, непонятно как забредшим в мою квартиру, в мой тайный охраняемый мир. И обои пошли мурашками от ужаса, и перестукивались смущенно расшатанные доски паркета, дрожало давно не мытое оконное стекло. Даже старая яблоня, заглянув в комнату, отпрянула, закрылась ветвями. Из окна повеяло не живительной влагой – могильным холодом дохнуло.

Тролль, тролль! – дрожало внутри. Топчет мою любовь косматыми лапищами, залезает языком в ее рот. Она ведь только со мной целовалась до того, как встретила в лесу это чудище.

Он перебирал клешнями, шкрябал растеряно по голубой ткани своих джинсов.

– Ну, чего? – повторил.

Че-го? Че-го? Знает ли он, что это моя любовь сидит сейчас в ванне, омывая свое прекрасное тело теплыми струями воды? Он знает это? Знает, ли? Сказала она ему? Скорее всего, нет. Но потянув воздух своим огромным троллечьим носом, уловил он аромат лесбийской любви, растворенный в воздухе моей квартиры. Она проводила языком по моим деснам. Она проводила…

– Женя! – слышу свое имя сквозь шум воды.

Встаю тяжелая, горло перекручено, завязано в тугой узел.

– Потри мне спинку, – говорит она, когда я появляюсь в дверях ванной.