Евгения Монастырская - Я лесбиянка - история жизни и любви. Том первый

А потом она начала говорить: она хочет поцеловать меня в губы, она любит меня, как мужчину, о, это ошибка природы, что я девушка. Да, я человек, которого она искала, который создан для нее. И как же обидно и подло, что я не парень. Я замирала, задыхалась, отшучивалась неловко. Боялась представить ее губы рядом с моими. И в тоже время страстно желала этого.

Однажды приехала к ней домой. Жили они недалеко от Октябрьской на Ленинском проспекте в солидной «сталинке» на шестом этаже. В квартире было уютно, старомодно и сумрачно. Мы сидели за круглым столом, с зеленоватых гобеленов испуганно-туповато взирали овцы, и похотливые пастухи тискали беспечных пастушек.

– Хочу тебя поцеловать, – она рассматривала свои руки с ярко накрашенными ногтями, губы кривила в странной усмешке, и пыталась говорить как бы между прочим, будто предлагая мне чашечку чая.

Я фыркнула, маскируя смущение, затаилась. Она встала, посмотрела на меня прямо. Опять улыбнулась. Я вскочила со стула, чуть не опрокинув его, успела придержать спинку рукой, заметив, как дрожат мои пальцы.

Аня стала обходить стол. Я двинулась от нее в противоположную сторону. Мы шли по кругу, наращивая темп, почти неслись, молча, сосредоточенно, глядя прямо перед собой, будто две цирковые лошади на арене, выполняющие задание погонщиков. Наконец, она остановилась, снова улыбнулась:

– Давай уже в другую сторону. Голова закружилась.

Я начала движение в другую сторону, но сбилась с круга то ли случайно, то ли намеренно. Почти ничего не видя перед собой, слепо отошла в какой-то сонный угол. Уютно пахло старой штукатуркой, обоями, а еще чем-то сладким, конфетным. Ее глаза надвигались. Я не была готова к этому. Глаза надвигались, становились огромными; вот уже совсем рядом они расплылись передо мной зеленоватыми озерцами. Почувствовала мягкость ее тела, утонула в этой мягкости. Хотелось вечно стоять так, утопая в ней, впуская ее в себя. И больше не было разных тел, а было одно общее. Она пробормотала что-то тихое, неразборчивое. Целовались долго, мучительно, задыхаясь, перетекая друг в друга.

Позже молча пили крепкий чай. Я отводила глаза. Сбежать хотелось, зарыться. Мне было шестнадцать, я целовала четырнадцатилетнюю девушку. И теперь сидела, тяжело нависнув над столом, переполненная желанием, крепко сжимая ладонями горячую чашку чая.

– Я обещала тебе, помнишь?.. – Аня подняла на меня глаза.

– Что?

– Сыграть… «Лунную сонату».

Ее пальцы коснулись спящих клавиш. Старое пианино вздрогнуло. Она морщилась, когда брала фальшивую ноту, запрокидывала голову, потряхивая медовой копной волос и снова играла. Элегантная, маленькая, с мягкими тонкими пальцами, творящими музыку.

Я встретила ее на Московском Ипподроме в Школе верховой езды. Как-то села на венский скрипящий стул посередине комнаты, задумчиво покачалась на дрожащих ножках, затосковала. Друзей у меня не было, собаки тоже. Может, лошади? – задалась вопросом. Представила их бархатные губы, огромные внимательные глаза. Кому-то ведь надо было отдать свою нежность.

Все оказалось не таким романтичным, как виделось мне поначалу. Лошади могли лягнуть, если я неосторожно подходила к ним сзади и прихватить зубами, если им что-то не нравилось. Седлала я с трудом, неуверенно дергая подпруги, боязливо оглаживая ворчащее животное по холке. Но среди запаха сена и навоза, среди множества грив, копыт и пушистых морд, удалось все-таки отыскать свою лошадиную любовь. Замбези – таинственная река в дремучей Африке. Так звали ее. Сокращенно Зяма. Немолодая, нервная кобыла буденовской породы с тонко вылепленной мордой и протертой седлом спиной. Зяма дергала головой, косила шальным глазом и, слыша резкие звуки, могла «понести», как говорили в школе; с места взять в истеричный галоп. Однажды не удержавшись в седле, я шлепнулась лицом в душные опилки. Этот полет показался мне особенным знаком, что окончательно привязало меня к Замбези.

Тринадцатилетняя Аня напоминала маленькую куницу, только что отобедавшую сочной перепелкой. Она вальяжно потягивалась и глаза ее блестели. Слушая собеседника, девушка наклоняла голову набок, приоткрывая маленькие влажные губы, внутри мелькали маленькие влажные зубы.

С первых минут знакомства мы с размаху влетели друг в друга. Иногда стояли посередине большого зала, и громко говорили, не в силах остановиться. Я задыхалась, размахивала руками, задевая проходящих мимо, лицом краснела, потела спиной. Аня ловила каждое слово. Мои эмоции отражались на ее лице. Зрачки девушки расползались, будто у наркоманки, принявшей дозу.