Лола Малу - Пока ты был со мной

Бабушка почти не разговаривала с детьми. Занятая стиркой, готовкой, походами в магазины и разговорами с соседкой, она забывала об их существовании, предоставив их самим себе.

Арин не знала, чем его занять. В школу он ходить перестал, она тоже. Все дни напролет он смотрел в выключенный телевизор. Она заглядывала в гостиную к нему так же осторожно, боясь напугать. Поначалу пыталась разговаривать, потом просто приносила книги. Но они оставались нетронутыми, и стопка постепенно увеличивалась.

А потом он ушел и больше не вернулся. Ушел молча, не сказав ей ни слова, пока она спала. Совсем так, как покинула ее мать.

Арин ждала его весь день. Бегала к окну, выходила во двор, думала, что вдруг пропустила и снова бежала наверх. Но он так и не появился. Бабушка была спокойна и не хотела искать его.

Вечером Арин не выдержала и со всех ног побежала в старый двор. Качели одиноко качались на ветру, и ей показалось, что детство закончилось, ведь уже никто не качался на них и не качал ее там. Она поднялась на его этаж и долго стояла перед запертой дверью, слушала шаги, но ничего не слышала. Наконец, она вышла, хотела сесть на качели, но села под то дерево, где обнимала его всего несколько дней назад. Солнце больше не улыбалось.

На следующее утро, блуждая глазами по улице, она увидела его в сопровождении незнакомой женщины.

– Это, наверное, из социальной службы, – шепнула бабушка, заглядывая в окно через плечо Арин. – Ты ведь не думала, что он останется здесь навсегда.

Побежать к нему? Нет. Слишком далек он стал. Такой худой, осунувшийся, с опущенными плечами, он вдруг перестал быть ее мальчиком, ее самым лучшим другом.

Лежа ночью в кровати, глядя в черный потолок и его синие переливы, Арин думала о том, что может, это и к лучшему. Жизнь лучше знает, как надо.

«Я страдаю от недостатка любви. И внимания.

Все началось в тот вечер, когда мне исполнилось пять. Отец вдруг решил, что я резко за один день повзрослел. А значит уже могу спать без света.

Я не мог уснуть. Из двух огромных окон – никогда не понимал, зачем они мне такому маленькому – летели духи. Они вылетали из своих фонарных домов, полы белых одеяний волочились за ними, развеваемые ветром, но как назло не спутывались.

Из-под кровати высовывали свои мохнатые лапки пауки.

У меня началась паническая атака. Пересилив свой страх, я вскочил с кровати, побежал к столу и включил лампу. Пауки и духи вмиг исчезли.

Отец продолжал выключать свет, а я продолжал включать, когда становилось совсем страшно. Так продолжалось какое-то время, пока вдруг однажды отец не узнал.

Он говорил со мной как с дурачком, умалишенным. "Если я еще хоть раз увижу в твоей комнате свет, когда его быть не должно, я буду очень разочарован. Ты понял? " – после этих слов он как обычно поцеловал мою макушку, выключил свет и закрыл за собой дверь».

Так начиналось одно из писем Эрика самому себе. Он писал их почти каждый день, сидя в одиночестве в маленькой комнатушке. Окно теперь было одно, зато кроватей было две. О данном способе терапии он услышал где-то в коридорах колледжа: девочки, которых некоторое время величали «ванильными», громко обсуждали свои девичьи дела. Одна – та, что сидела на подоконнике и болтала ногами, советовала другой – той, что стояла подперев плечом стену, попробовать данный метод как альтернативу звонкам бывшим.

Многочисленные статьи от экспертов в интернете тоже рекламировали данный метод. То ли благодаря самовнушению, которым Эрик пытался овладеть, то ли благодаря своей обыденности метод и правда работал.

Когда парню становилось грустно, он не жаловался родным. Хотя очень хотелось обронить в телефонном разговоре с матерью случайное слово или хотя бы вздох. Чтобы она спросила все ли хорошо, и он бы ответил, что нет. И она бы тоже вздохнула: «Ох, дорогой». Но ничего такого, конечно, не случалось. Вместо этого под подушкой Эрика хранились две толстые черные тетради. Однако от писем не всегда легчало. Но по крайней мере, письма были всяко лучше психолога. В этом смысле Эрик был несовременным. Ему не хотелось прослыть человеком с какими-то проблемами. Эрик боялся, что его поднимут на смех, посмей он с кем-то поделиться тревогами. А потому помогал себе сам. Тем более деньги на специалиста пришлось бы просить у семьи. А врать матери он не хотел.

Ко всему прочему в их группе училась девочка с реальными проблемами. Она страдала от настоящей депрессии и избыточного веса, часто выходила в коридор прямо посреди лекции, возвращалась под конец занятия с красными глазами, которые удивляли однокурсников и преподавателей только первую неделю.