Владимир Липилин - Способ изучения узоров снежинок на дворовых котах. Короткие рассказы

Мама девочки сопит сидя, прислонив спину к перегородке.

Девочка шепчет:

– А на реках мёрзнут лунки. Рак не свистнет. Ну… Нечем дышать.

Луна бежит за составом, что привязанная. От стужи она в каком-то зеленоватом обруче. Как в кольце. И – леса, леса. Снег, снег.

На мостах, которые мы проезжаем, вагоны шумят сильнее.

Приехал в дом к маме. Вышел в сад подышать. А там соседские дети за забором. Поймали чьего-то кота и не отпускают.

Вначале кот делал вид, что безмерно рад им. Трещал, как летом вентилятор. Дети восторженно шептались и приникали к нему, будто хотели препарировать. Будто искали, где сделать надрез.

Кот заволновался, он-то думал, будут кормить, но не получив хотя бы дохлой крысы, стал вырываться и ругаться кошачьим матом.

– Эй, – крикнул я им, – зачем животину мучаете?

– Мы не мучим, – дерзко сказали они. – Мы снежинки разглядываем. Они на нем не тают.

Перелез к ним через забор, чтоб не обходить. Снежинки сыпались редкие и падали на лоб коту, на усы и за шиворот. При этом светило солнце. И так каждая из них играла, так каждая уникальна была и узорчата, что страшно было дышать.

Кот, между тем, негодовал, и подпустил в голос драной мартовской хрипотцы.

– Что ж ты за упырь такой, – сказал я. – Потерпеть не может. Мы ж тебе не хвост поджигаем.

– А это мысль, – сказал восьмилетний Димка.

– Даже не думай, – говорю.

Все замолчали и кот вроде как притих.

– Я могу чёрного поймать, – сказал Димка, – на нём еще прикольней видно будет.

Мы отпустили этого кота и пошли за следующим. А снежинки сыпались и сыпались. И солнце, между прочим, светило.

Мама увидела в окно, а когда я вернулся, спросила:

– Сколько, говоришь, тебе лет?

Фотограф Кунаев – человек в городке N. известный. Закрутив винтом бутылку водки, он выпивает её за 37 секунд и затем снимает так, что прямо гений. Впрочем, эта необузданная страсть к выпивке толкает его к вечной изобретательности.

Кого только не притаскивал он в редакцию. Бесчисленных знакомых Высоцкого, собутыльников Венедикта Ерофеева, каких-то негров с саксофонами.

А как-то звонит вечером, орёт сквозь шум:

– Как ты думаешь? Какой главный приём в репортаже?

– Эффект присутствия, – говорю. – А чего?

– Вот и ты тут, заладил: эффект присутствия, эффект присутствия. А Стенькин говорит, что главное в репортаже – водка. Кстати, хочешь написать про американца одного, скульптора, который Лениных и Сталиных лепил.

– Американец? Ленина?

– Ну, да. Тема – не фуфло. Железно.

– Ты ведь опять подсунешь бомжа какого-нибудь. А я, доверчивый, напишу и огребу от редактора.

– Зуб даю.

Наутро Кунаев притащил в редакцию какого-то шустрого мужика. Он не просил червонец, и отказался даже от пива. Но по-русски шпарил и матерился.

Я отвёл фотографа в коридор.

– Какой же это американец? Ты на кирзовые сапоги его посмотри.

– Откуда я знал, – сказал огорчённо фотограф, потому что за интересную тему для текста, я всегда покупал ему бутылку. – Это мне знакомый один рассказал. Говорит, приехал, мол, на выставку упряжи для лошадей. Из самой Америки. А насчёт сапог, я подумал: ковбой, может?

Это потом выяснилось, что Америка – деревня на стыке трёх областей – Рязанской, Нижегородской и Мордовии. Что мужик этот скульптор, ныне интересующийся лошадьми.

А сапоги его такие, потому что в кедах не пролезешь там..

Он зазвал нас в эту Америку. Мы еле выбили командировочные и стали собираться.

– Чудно как-то… Америка, – не унимался фотограф. И мужик рассказал.

Когда-то, ещё до революции, неугодных крестьян, какой-то барин отправил на выселки. За удалённость дорог, городов и весей, те прозвали место Америкой. Когда явилась советская власть, к Америке добавилась приставка Сов.

Так и жили люди. В Америке. Но со Сталиным, и туалетами на улице.

…И вот мы на трёх лошадях с фотографом и Николаем Казаковым, как всадники, хрустя льдом в апрельских лужах, уносимся вдаль. Казаков зачем-то дал мне кнут. Раза три невзначай, я съездил им фотографу по уху. Из-под шубняка он показал мне увесистый кулак.

От городка К. в сторону Нижегородской области ехать километров 18. От коней валит клубами пар. С галопа они сбиваются на шаг. Начинается так называемая Нижегородская тайга. Ёлки, ручьи в лощинах, бревенчатый настил, занесённый песком.

В прорехе показывается Америка. Без небоскрёбов и Нью-Йоркских огней. Советская Америка – это три двора, пруд и памятник Ленину.