– Наверно, огромными знаниями, – сказал Кирилл.
– В области духа, – улыбнулась Аня. – Причина твоего дикого самомнения именно в этом.
– Ты думаешь? – спросил Глеб.
– Поблагодари меня за честность, – ответила Аня.
– Катить на Глеба ты обожди, – сказал Кирилл. – Мы в институте называли его святым не ради шутки. Довольно быстро мы увидели в нем нечто недоступное нам, и это нас не злило, а интриговало. Почему же он, почему… невнимательно слушает лектора, а потом щелкает пальцами и отворачивается к стене. На экзамене отвечает невпопад, но каким-то непостижимым образом оставляет о себе впечатление предельно четко отвечающего человека.
– Человека, который не понял вопрос, – усмехнулся Глеб. – Не обязательно убийственный, а самый заурядный. К примеру, зачем здесь цветы?
– Для красоты, – ответила Аня.
– Но не для людей? – поинтересовался Глеб.
– И для людей, – ответила Аня. – Когда в букетах, то только для людей, ну а сейчас, когда они не срезаны, они растут… для себя растут. И для всего… для всего остального.
САДЯЩЕЕСЯ солнце навевает тревогу. Анна Виноградова сосредоточенно теребит ногой густую траву у входа в поставленную палатку и с укором поглядывает на мужчин, отирающихся у старого красного джипа в пятнадцати метрах от нее.
Кирилл показывает на закрытый капот.
Глеб следует глазами за его вытянутой рукой и, не отклоняясь от прямой, пролетает взором над цветами и прочерчивает линию вплоть до горы, потерявшей из-за отдаления в размерах.
– Тут какие-нибудь твари не водятся? – спросила Аня.
– Гадюки, скорее всего, есть, – ответил Кирилл. – А покрупнее из опасных никого. Мы же не испугается изрыгающего пламя демона-мустанга? Если их не табун, бояться не стоит. Одинокого демона-мустанга я бы пригласил отдохнуть в нашу палатку, но ты на это не пойдешь, а класть его с Глебом в машину было бы неуважительно и к Глебу, и к мустангу. Ты бы рядом с ним уснул?
– А он пролезет в дверь? – переспросил Глеб.
– Едва ли, – ответил Кирилл.
– Печально, – промолвил Глеб. – А то бы я на переднем, а он на заднем: мы бы разместились. Ему бы приснился кошмар, и он бы жалобно или свирепо ревел во сне – я бы его успокаивал. Гладил по морде, шептал в ухо разные добрые слова. Ему бы почудилась забота.
– Ты можешь спать с нами в палатке, – сказала Аня. – Там все-таки удобнее.
– Я посплю в машине, – сказал Глеб. – К тому же вы уже ложитесь, а я пока не хочу спать.
– Пойдешь прогуляться? – спросил Кирилл. – Смотри, не заблудись, места тут для нас новые.
– Да я, если и пройдусь, то недалеко. До горы и обратно.
– Чего? – удивился Кирилл.
– Без тебя я на нее не полезу, – сказал Глеб. – Хотя ночное восхождение засчитывается за десять дневных.
– Ты, Глеб, меня не расстраивай. Не порти мне сон и… ты понимаешь… ночь с женщиной. Ты ведь попрешься на гору! Возьмешь в машине снаряжение, и шаг за шагом, метр за метром… как мне тебя удержать? Умолять, чтобы ты лег с нами?
– Я не намерен вам мешать, – сказал Глеб.
– Ничего ты не помешаешь! – воскликнул Кирилл. – Мы обойдемся и без секса… невелика потеря. Ложись с нами.
– Ложись с нами, Глеб, – сказала Аня. – Пожалей своего друга. Его не вдохновляет мысль начинать день с поисков твоего мертвого тела.
– Ты, девочка, заглохни! – крикнул Кирилл. – Попробуй помолчать как можно дольше. Ты прешь нарожон, отлично зная, как я отношусь к шуткам о смерти. Столь же плохо, как Глеб.
– Я отношусь попроще, – сказал Глеб. – Орать на мою женщину я бы из-за этого не стал.
НОЧЬ начинается и заканчивается.
Анна Виноградова вылезает из палатки и, пройдя по утренней росе, возвращается за кроссовками.
Из палатки доносится ворчание спящего Кирилла и беззлобный женский смех; повторно выбравшись наружу, Анна идет к джипу, на заднем сидении которого с открытыми глазами лежит Глеб.
Он смотрит на небо, видит в окне Анну, делать ей знак не заслонять обзор, тут же широко улыбается и, приподняв себя ладонью за затылок, выходит.
– Выспался? – спросила Аня.
– Ночь прошла без утрат. А вы как?
– Полночи ругались, полночи храпели, – ответила Аня. – Не слышал нашу ругань?
– Я и храпа не слышал, – ответил Глеб.
– Да мы, может, и не храпели – о храпе я так… а ругались мы серьезно. Кирилл меня весьма прессовал.
– Он тебя любит, – промолвил Глеб.
– Это я его люблю. Он ко мне, конечно, не совсем равнодушен, но о больших чувствах такие мужчины, как он, имеют смутное представление.
Читать дальше