Татьяна Бурдакова - Анамнез жизни

Моё писательское воображение, уже вовсю разыгравшись, заставило меня содрогнуться при мысли о том, с каким приятным удивлением и даже, что там скрывать, вожделением, уставится на меня машинист, когда обнаружит, что в депо он везёт не только вагоны, но заодно и юную стройную девицу, о присутствии которой, кроме него, никто не догадывается. По коже у меня пошёл мороз от страха… Он, без сомнения, ни секунды не медля, накинется на меня и примется с отвратительным разнообразием удовлетворять свои низменные сексуальные желания, лишив меня тем самым исполнения моей мечты: у меня в жизни будет только один мужчина, он же муж, он же дед моих внуков. А что, если машинистов там двое?! Да ведь это тянет на групповое изнасилование! Нет, я могу, конечно, отсидеться в вагоне, пока поезд не отправят в следующий рейс, но где гарантия, что это случится сегодня и я не сдохну тут от страха и голода? Надо бежать, бежать, будь что будет!

В этот момент случилось то, чего я никак уж не могла ожидать. Двери в вагон с грохотом распахнулись, и в вагон ввалился бородатый мужик лет шестидесяти, одетый в грязный зелёный свитер с оленями, чёрные, вытянутые на коленях брюки и ватную безрукавку – тот самый, которого я увидела в одном из первых вагонов и о существовании которого у меня не было времени вспомнить. Увидев меня, мужик радостно замычал и, вытянув вперёд руки, пошёл на меня, демонстрируя явное желание заключить меня в свои объятия.

Это был, похоже, конец. От ужаса у меня перехватило дыхание. Похватав всё своё барахло, я что есть мочи бросилась наутёк, в сторону противоположного тамбура.

Я с дикой скоростью летела вперёд, оставляя позади себя один за другим пустые вагоны. В одном из них стоял, наверное, вытянув руки вперёд, страшный дед, возжелавший не то моей нежности, не то моих денег – и это заставляло меня бежать ещё быстрее: что бы ни было у него на уме, рано или поздно он двинется за мной, и надо было торопиться. Теперь у меня был выбор: или быть настигнутой дедом, или угодить в лапы похотливых властителей поезда. Так себе, конечно, альтернативка, но в случае машинистов есть хотя бы надежда: после моего вагонного марафона они, возможно, откажутся от своих планов – вряд ли кого способен возбудить вид мокрой, трясущейся бабы, обвешанной тюками и бормочущей несуразицу.

Пробежав таким образом все вагоны, я наконец упёрлась в гладкую белую дверь, за которой, собственно, и скрывались машинисты. Я застыла перед дверью в глубокой задумчивости. Что делать? Постучать сразу – или подождать? А чего, с другой стороны, ждать-то? Пока меня догонит непонятный дед и приступит к реализации своих таких же непонятных планов? Да и потом, никто, кроме машинистов, не сможет остановить поезд и вернуть меня обратно.

С колотящимся от бега и от страха сердцем я три раза стукнула кулаком в белую дверь. По ту сторону послышалась какая-то возня, но больше ничего не произошло. Постояв с полминуты, я, немного осмелев, стукнула ещё раз, уже громче. На этот раз нужный эффект был достигнут: за дверью завозились ещё громче, послышался звук открываемого замка, и дверь распахнулась.

На пороге стоял парень лет двадцати пяти, одетый в джинсы и форменную куртку с символикой «РЖД». Увидев меня, он абсолютно не удивился и вообще не выказал никаких признаков заинтересованности.

– Слышь, Валер, – обратился он к невидимому напарнику, – тут девушка на борту. Надо высадить. – Он обернулся ко мне и устало поинтересовался: – Где ж вы раньше-то были? Уже вон депо, приехали.

Я уставилась на него во все глаза.

– То есть как это – высадить? А обратно меня довезти вы не можете?

Машинист усмехнулся.

– Да вы чего? Какое «обратно», это строго запрещено! У нас график! Сейчас… – И он снова повернулся ко второму машинисту и рявкнул: – Валер! Ну, кому говорю! Тормозни давай, девицу высадить надо. Так, девушка, вам придётся слезть, как-то спрыгнуть, наверное… – Он замолчал, глядя на меня с явным сомнением, и снова обратился к напарнику: – Слышь, Валер! Лестницы никакой нету?

Невидимый Валера, как и его друг, ничуть, по-видимому, не заинтересованный в женских прелестях, откуда-то из глубин кабины ответствовал:

– Жека, откуда? Пусть так вылезает, нечего было соваться!

Электричка принялась замедлять ход и наконец остановилась. Валера открыл двери с правой стороны поезда, и я увидела внизу грязную, обильно политую дождём и моментально таящим снегом тёмную осеннюю землю, от которой меня отделяли два с лишним метра. Через несколько пар рельсов от нас, тревожно гудя, ехала в сторону области синяя, забитая людьми электричка, в которой, не будь я такой дурой, могла бы сидеть и я.