Татьяна Бурдакова - Эгосистема

а под тобой – невидимые залы.

на льду сидит рыбак-абориген

в огромной шапке, будто в парике,

и хмуро глушит местную марсалу.

над нами, на высоком берегу,

молчат о прошлом три многоэтажки —

вот так и я о нём не изреку

ни слова: я отныне берегу

слова, пускай они пустые даже.

всё было, всё звучало – и ушло,

а значит, говорилось без желанья.

снежинка тихо падает на лоб.

и жизнь моя срывается в галоп

отпущенной на волю тонкой ланью.

мне стало хорошо на всей земле,

но здесь, где дом, всего светлей и лучше.

победой завершаются семь лет.

на смену им, худющим, как скелет,

приходят семь других, больших и тучных.

ни крика. ни движенья. только снег

и дальний звук чего-то неземного…

рыбак, плюясь, жуёт дешёвый снек —

а я парю над миром, как во сне,

и никуда не уезжаю снова.

01/02/2019

слезу на гладь электроплит.

в раю не будет драматургов —

откуда там, в раю, конфликт?

не будет бардов и поэтов:

им нечем мучиться в раю…

меняй прижизненное кредо

и будь как все в твоём строю.

но ты всё так же в смыслах рыщешь,

терзаешь старый Ibanez —

и веришь, что однажды Рыжий

поставит лайк тебе с небес…

а там, у Господа в приёмной,

держа в худых руках цветы,

сидят, ссутулясь, миллионы

таких же пишущих, как ты.

15/04/2017

твой постаревший, бледный ангел,

я с Ярославского возьму

один билет – до Лабытнанги.

и буду с горечью смотреть,

как навсегда уходит в небо

моей судьбы лихая треть,

в которой ты и был, и не был.

маршрут любовью опалён.

горит Москва, горят Мытищи

и полустанки без имён,

где мы бродили в темнотище…

и ненасытная тоска

меня возьмёт на верхней полке —

а после чмокнет у виска

и будет гладить под футболкой.

всем воздаётся по делам.

мне – дали щедрою рукою

одну иллюзию тепла

и только видимость покоя.

электровоз уткнётся в снег,

мороз навешает пощёчин…

здесь небо ниже, чем в Москве —

а значит, путь к тебе короче.

03/09 – 19/09/2017

наши с тобой отношения – Курский вокзал:

здесь поезда подают не на путь, а в тупик,

здесь не единожды кто-то кого-то бросал,

вновь вынуждая крутить на повторе «Don't speak».

здесь, как и в доме твоём, как и в мыслях твоих,

вечные толпы случайных и странных людей.

их разогнать бы, оставив перрон нам двоим,

но – не получится, сколько, увы, ни потей.

горьковской ветки пейзаж – откровенно горчит:

сплошь пустыри, недострои – ни леса, ни рощ…

лишь облака над полями, как клочья парчи,

и равнодушно вагоны проносятся прочь.

вот бы и мне научиться такой простоте:

ехать упрямо – и пусть под откосом хоть бой.

только бы ты в том же самом вагоне сидел.

Бог с ним, что с Курского. главное – чтобы с тобой.

12/02 – 08/03/2017

вопрос: «Ты же любишь его?» – будто нож в воспалённую мякоть.

не мне, разодетой, обласканной, что-то о вечности вякать…

безбашенный нуль возле двойки сменился серьёзной девяткой.

мазут и смолу к тридцати заменили coco & vanilla.

всё стало легко, предсказуемо, традиционно и мило…

но сердце, как шавку дверьми, паровозным гудком защемило.

ты, Боже, крестил бесконечными рельсами тёплые шпалы —

чтоб люди рыдали, по ним возвращаясь домой после бала,

а память столовыми ложками злые флэшбэки хлебала?!

платформа родная окутана дымом, как кружевом белым.

я тронулась. буду закусывать «Джека» ранетом неспелым —

и думать о том, что ни разу ему под гитару не спела.

как много не сделано: фото и видео, мото и вело…

мы странно любили друг друга – жестоко, грешно, неумело.

на верфи любви не пускают бедовых таких корабелов.

дворняга-луна улыбается, зубы далёкие скаля.

вопрос: «Ты же любишь его?» – так и прыгает между висками.

фисташки и чипсы, Петкун и Арбенина, Малдер и Скалли —

и хочется в детство, в тринадцать. и чтобы тебя не искали.

12/05/2017

так, как будто мы снова вместе.

с этим вечным: «Вы спите, спите…»,

пробираясь впотьмах до места.

и с вокзала – на Петроградку.

снимем номер – давай повыше?

пронесём коньячок украдкой —

и лимон, чтобы есть, не выжав.

а давай превратимся в нас же —