Света Великанова - Касаться и лететь

Врач был молодой, удовольствие от выполнения своего профессионального долга он еще не научился получать, но уже понял, что денежную компенсацию от меня за свою любезность тоже не получит. Он выслушал меня с вежливой скукой в глазах. Ничего нового про этот мир он не узнал.

– Вы должны взять академический отпуск на год. С творческими людьми это случается… Мы определим вас в дневной стационар на Васильевском острове, поскольку вы рекомендованы профессором Виктором Васильевичем Бойко. Вы будете в дневном стационаре до обеда. Процедуры, уколы. Потом прогулки на свежем воздухе. Через год вернетесь в институт.

– У меня сессия начинается.

– Ни в коем случае. Перенапряжение противопоказано.

Я пошла сдавать сессию. Завалила первый экзамен. Сразу же в мою комнату влетел староста. Декан уже договорился о пересдаче. После первой отличной сессии такой удар по картине успеваемости курса. Получив разрешение на досрочную сдачу экзаменов и заработав свои пятерки, уже через неделю я была в Адлере на трудовом семестре. Работа художественным руководителем в пионерском лагере не мешала получению ровного и красивого загара, который в свою очередь не оставлял спокойным местное мужское население. На предостережения Марины я даже не отвечала. Как в плохом фильме, если быстро бежать, не разбирая дороги… Закончилось, как и полагается, печально. Боль от твоего отсутствия, ощущаемая ежесекундно, заглушала все остальные чувства, включая инстинкт самосохранения.

– Если не будешь делать это сама, то позову друзей, а потом мы тебя закопаем, и никто тебя здесь не найдет…

Обступавшие нас вековые кипарисы молчаливо подтвердили серьезность намерений и отвернулись из сострадания. Потом меня довезли на машине до железнодорожной станции, бросив напоследок: «Извини», которое, как ни странно, звучало искренне. И жирная потная физиономия местного милиционера с лицом кавказской национальности: «Вы, ленинградки, сами, кого хочешь, изнасилуете. Заявлять она пришла». Несмотря на то, что билетов из Адлера не было на месяц вперед, едва взглянув на меня, кассирша сразу же дала спасительную картонку на третью полку. Свернувшись в комок и не шевельнувшись за сутки ни разу, я доехала до города, где жил мой бывший муж. За надежной дверью стильного дома, выстроенного его руками по собственному проекту, где каждая полочка была сделана под мой рост и по последнему слову европейского дизайна, я провела оставшиеся два летних месяца, ни с кем не видясь и не разговаривая. Он умел не спрашивать, у меня всегда было право не рассказывать.

Перед отъездом (от большого ума!) мы пили сухое вино за здоровье третьего, которого я увозила в своем теле с собой.

Бывший муж спрашивал в письмах о моем решении. Слова «аборт» и «убийство» были равнозначны по смыслу для меня всегда. Ребенок был неожиданным, желанным, самым щедрым подарком от Бога и судьбы. На уговоры подруги сделать аборт и письма мужа с предложением бросить учебу и приехать жить к нему я не отвечала. Старалась сбить ранний токсикоз наспех купленными апельсинами в киоске у станции метро во время ежедневной утренней пробежки в институт с постоянным риском опоздания. Между зачетами, лекциями и индивидуальными занятиями я легко перескочила от токсикоза к постоянному чувству голода, которое удовлетворить было нечем, да и не на что. 31 декабря я уходила сдавать последний зачет. Токсикоз уже прошел, и все время хотелось есть. Вероятно, я всегда ела больше, чем моя Марина, с которой мы складывали деньги на питание и продукты пополам уже второй год совместной жизни в комнате. В тот день она улетала к родственникам на каникулы и спросила, можно ли забрать с собой зеленый горошек к новогоднему столу. «Конечно», – сказала я и радостно расцеловалась с подругой на прощание. Вернувшись после зачета в десять вечера 31 декабря, я не обнаружила в комнате ни денег в общей кассе, ни чего-либо съедобного. Беременные реагируют на происходящее совсем не так, как обычные люди. На мой вой прибежали соседки. Вытерли мои слезы, усадили за стол и накормили курицей в праздничном костюме из яблок. А первого января они помогли мне перенести вещи в соседнюю комнату. Марина ушла в прошлое.

Март, 1985

В комнате нас было трое: Надя, Зоя и я. Жили дружно и весело. Надя, натуральная блондинка с фарфоровой кожей, интеллигентная, с безупречной выдержкой и бабушкой, живущей в Пушкине. Поздний вечер. Мы сидим за столом уже давно. Вдруг Надя подпрыгивает.