Света Великанова - Касаться и лететь

Жуткие участковые врачи студенческих общежитий. Терапевтом был сорокалетний мужик женоподобного вида с обтекаемой фигурой в форме картофеля и несложившейся личной жизнью. На приемах самое большое значение он придавал тщательному исследованию девичьей груди на предмет возникновения опухоли. После удовлетворения сенсорных и зрительных потребностей, освобождение от занятий выписывалось легко. Брезгливость мешала мне записаться к нему на прием. Из всех вариантов я выбрала максимально неверный и обратилась к участковому гинекологу. Все-таки женщина. Мои симптомы врача не заинтересовали, она сразу же мне дала направление в вендиспансер.

– Знаю я вас. Общага. Понаехали. Начинать будем отсюда. Если мы исключим гонорею, можно обследовать дальше.

Презумпция невиновности для студенток отсутствовала. Все мы были для этой садистки проститутками, во чтобы то ни стало желающими остаться в Питере. Оглушенная стыдом от ее обвинений, сжавшись комком на ледяном столе, я сдала анализы и услышала, что результат я получу по почте через две недели. Опять ощутила бесконечное одиночество, как четыре года назад, когда от невозможности изменить условия жизни, от собственного бессилия и усталости я хотела уйти тихо, не оставив даже записки. Но, вернувшись в сознание через три дня и потратив несколько дней на то, чтобы выучить слово «реанимация», и несколько недель на то, чтобы опять научиться ходить, я дала себе слово – никогда не делать этого еще раз. Если меня один раз вернули, значит, мое место – здесь.

Я ходила по улицам, борясь с непреодолимым желанием подойти к первому встречному и рассказать о точившей меня боли потери, о невозможности прожить без тебя в мире и секунды, несправедливости разлуки. Разделить переполнявшее меня отчаяние было не с кем. Каждый день, возвращаясь из института, я проходила по ледяному Невскому проспекту. Беспощадный ветер отрезал меня от редких прохожих, оставляя одну в городе. Однажды, поздним вечером, ноги сами привели меня к лавре Александра Невского. Меня, атеистку в трех поколениях, никогда даже не задумывавшуюся об устройстве и смысле жизни, привела в храм невозможность жить без тебя. И разделить эту боль я не могла ни с кем, кроме Бога. Я открыла тяжелую дверь полутемного храма и вошла внутрь. В гулкой пустоте я опустилась на скамеечку, устав после долгого пути и одиночества. Наконец-то мне было кому рассказать, что на Земле исчезло солнце, и нет свежего воздуха. Я понимала, что у меня нет права пытаться что-либо изменить и повлиять на твой выбор. Никакой надежды на то, что мы будем когда-либо вместе, не было. Лишь обреченность и ясное понимание того, что случившееся со мной необратимо. Впервые пришло понятие «навсегда».

– Господи, если тебе надо его забрать у меня – возьми его, но не допусти того, чтобы он возненавидел те дни, что провел со мной.

Молитва и просьба моя была настолько простой и искренней, что была услышана сразу же. Но! Никогда ни о чем не просите… ибо вы не ведаете, что творите… Я не обратила внимания на то, какую цену пообещала. Как легко я тебя отдала, навсегда, в никуда. Анализы пришли, конечно же, хорошие (иначе и быть не могло). Обидевшись на гинеколога за нанесенное оскорбление, на прием я больше не пошла, и в день стипендии купила билет на самолет. Непоправимо счастливая я села в тот же вечер в ТУ-134 с температурой тела в сорок градусов и сильной лихорадкой от почечной инфекции. На свете ничего не имело значения, кроме встречи с тобой.

14 марта 1983 года

Я искала тебя в миллионном городе. Во Дворце Культуры, где ты работал, вахтерши зло отвечали, что адресов и домов у тебя теперь много. Я знала твою фамилию, имя, отчество и год рождения. В отделении милиции надо мной смеялись до истерики.

– Такой человек не прописан. А что, обещал на тебе жениться?..

На третий день я услышала твой адрес в телефонной трубке, произнесенный ровным и спокойным голосом Саши. Я искала тебя по всему городу, а ты жил в трех минутах ходьбы от того места, где я остановилась. Помню, как удивил меня крючок для сумки на двери, за которой ты жил. В доме, где я выросла, об удобствах и уюте никто не думал. Долго не решалась позвонить, слушая, как маленькая девочка за дверью пела собственные песенки для любимой мамы. Понимание того, что мне в эту жизнь нельзя, никогда не исчезало и не притуплялось. Веселый голос маленькой Ани я помню и сегодня. После счастливого лица и голоса твоей женщины появился и ты.