Борис Блох - Встречи с Маркизом

Так правду отличить от лжи нетрудно. Бывает даже, что вам лгут от всей души, искренне считая ложь за правду… И это тоже можно распознать… И даже можно распознать, когда вам лгут, рассказывая правду как будто ложь, которую им удалось раскрыть… Так, может лет через пятнадцать-двадцать, и Вы научитесь не смешивать одно с другим, и сразу, с первого же взгляда распознавать легко что есть что.

Вы – сможете, я вижу.

– А это значит, что совсем неважно что была она подругой, а не сестрой… И даже если не подругой, но важно только то, что когда-то что-то такое произошло, что вы, наверно, были влюблены в другую, и все попытки этот факт исправить, не дали результата… Кроме лжи, пронзившей вас обоих. Всё выглядит совсем иначе, когда вы с ней останетесь вдвоём, лицом к лицу, надолго, навсегда, насколько только можно предполагать. Это ведь процесс необратимый, однажды догадавшись что в постели с ней, вы любите другую, она возненавидит Вас… Так было, так и будет, так и есть, всегда, из века в век… Я ведь лишь про это…

– Вы правы только в том, что, оказавшись вдруг лицом к лицу друг с другом, мы потеряли цель, и направленье, и смысл пропал… И отчуждение превысило любовь, которая была так мимолётна… Но почему? Зачем? И что теперь? Я не нашел ответа…

– Теперь, мой друг, you make more sense, то есть вы приближаетесь к тому, что я считаю правдой, и здравый смысл всегда поможет… И потому готов сказать открытым текстом: Ваш суицидальный выход в горы не решит проблем. Ни для Вас, ни для неё, ни для родных, ни Ваших, ни её. Вы спланировали бегство от себя. Так не бывает. По-моему, ваш срок пока что не настал.

– Я вовсе не пытался… – Фома возразил поспешно, но вышло у него как-то не очень убедительно.

– Вы же мечтали о том, чтобы уйти и не вернуться. Не так ли? Вы не нашли ответа, и не искали выхода. И только искали подходящего удобного момента чтоб с жизнью распростится, как будто бы случайно, не по своей вине? Ведь так? Иль я не прав? Хочу Вас огорчить, но чувства наши материальны, или по крайней мере имеют странную особенность материализации, конечно, не для всех, и не всегда, но чем сильнее, тем возможнее и тем вероятнее. Поэтому, я Вам хочу сказать, что ваше настроенье сдаться, на волю обстоятельств, беспричинно назвав их непреодолимыми, это просто бегство. Трусливое бегство от себя самого. Я смотрю на Вас и могу Вам сказать с уверенностью: рано. Вам рано. Пока что рано. Момент ещё тот не настал. Может быть, за это меня и уволили из Конвента, а можете считать, что Вам сегодня вышло послабление свыше… – Он неопределенно провел рукой по воздуху… Только одно скажу, воспользуйтесь тем, что у Вас есть… И добейтесь того, что вам предначертано… А иначе, какой смысл…

– Я не знаю… Если бы я знал, я бы…, наверное, добился бы… – Фома вдруг не мог собраться с мыслями, словно логика происходящего на глазах ломалась, распадалась в прах, но ничего нового в голову не приходило… Мир, оставшийся позади был чужд, а материализованный из небытия бестелесный Маркиз не вызывал у него особого доверия…

– Любезнейший, всё в Ваших руках. – Настойчиво продолжал Маркиз, – я только дам такой совет, простой, но жизненный. Если вы её любите, пойдите к ней, и скажите ей что всё остальное Вам безразлично. И будет у вас всё по-настоящему, всё по-вашему, всё как вы решите. А если вы её не любите, то пошлите её к чертям собачим и займитесь чем-нибудь поважнее чем любезничать с нелюбезной вам женщиной ради невнятного зова похоти. У всего в жизни есть смысл, важность, или необходимость. Так прекратите же тратить время на то что вам ненужно, неважно и бессмысленно… – Маркиз оценивающе посмотрел на Фому, как бы проверяя, не возникнет ли у того возражений. Фома молчал.

– Кстати, я не имел ввиду Вашу жену, – добавил Маркиз. – и передайте привет своим друзьям.

Туман отделявший Фому от Маркиза вдруг рассеялся, и Фома отчетливо разглядел резные ножки невысокого кресла на котором сидел Маркиз. Ножки были сделаны в виде львиных лап, как будто завершая львиную шкуру свисавшую вдоль изогнутой лини резьбы, сиденье было обтянуто темно-красным бархатом, подлокотники заканчивались резными завитками. И сам Маркиз, словно чеширский кот, на мгновение проявился весь, но только лишь для того чтобы снова исчезнуть в клочке зеленоватого тумана, который загородил его от Фомы, и Фома ощутил на своём лице холодную испарину облака, обволокшего его теперь с ног до головы, так что ни верха, ни низа распознать уже было невозможно, в спину ему ударил порыв ветра, и ему показалось что его снова закрутило, закружило, и он снова потерял ориентацию…