Борис Блох - Встречи с Маркизом

А дальше, как Вы изволите спросить, было вот что.

Я пребывал в смятении чувств недолго, и я решить поговорить с отцом как будто испросить его совета, как быть, как жить, и как мне поступать, уж очень всё во мне бурлило. Но разум был сильнее чувств, и требовал какой-то ясности, и понимания, принятия решений, которых не было… Обратиться к нему за советом как раз и стало той самой роковой ошибкой, с которой всё началось.

Мой отец решил всё просто. Решил всё упростить. Он встретился и поговорил с Монтрё папашей, с отцом тех девушек, которые вдвоем так будоражили моё воображенье… И результат был прагматичен, и циничен, как и сам господин Монтрёй: он сказал, что старшая из них уж засиделась в ожидании женихов, и что конечно же он даст своё добро… И так они решили, без меня, как говорится, без меня меня женили.

Не смотрите на меня с укором, молодой человек, я уже тогда знал, чего я хочу, а чего не хочу, на кого у меня встаёт, а на кого не встаёт, но дело было не в этом. Мне вдруг сообщили что у моего отца долги, что господин Монтрёй не поскупится на придание, и что благодетель старшенькой куда более знаменательно чем игривость и баловство ее младшей сестры.

А я был молод и наивен, и шаловлив не в меру, я так решил им подыграть по-своему, не мог же я сказать «нет» своему отцу, в момент его финансовых проблем…

– То есть, Вы согласились?.. – Фома не мог поверить в то, что рассказывал Маркиз

– Согласился? Нет, конечно, нет. Я предпринял попытку поговорить с отцом, но этот разговор в рамках цензурной лексики не укладывается. Я умолял его отказаться от этой затеи, но у него, по-видимому, дела были совсем плохи… В последний момент, уже скорее от безысходности, я попытался исправить документы, вписав туда имя ее сестры, «Анна Проспэр» но они заметили и переправили на «Рене Пелагия», и потом уже мне было всё равно…

– Достойное начало семейной жизни, не правда ли? – Маркиз с сомнением поглядел на Фому, как бы ожидая поддержки, но Фома внимательно ожидал продолжения.

– Возможно, вы полагаете что таким образом обе сестры оказались в моём распоряжении… Но это не так. Я был тогда слишком честен, порядочен и благопристоен. «Слишком» – это моё мнение, а за прочих я не поручусь.

Как будто в насмешку, обе сестры решили переехать в наш замок, чтобы Анна не скучала, оставшись в одиночестве. Это никого не стесняло, и таким образом я мог общаться днем с обеими, а по ночам предаваться утехам плоти со старшенькой… Которая вдруг оказалась самой что ни на есть изумительной стервой. Я в сущности, не могу её винить. Моя попытка подмены брачного договора не могла остаться незамеченной. Задетое самолюбие как правило неизлечимо.

Вот так оно всё и начиналось, мой юный друг… Так постепенно, незаметно, но неотвратимо прядется нить судьбы…

– И довольно долгое время я старался быть достойным мужем. Достойным времени и нравов, – Маркиз тяжело вздохнул, – а смысл? Она-то оказалась такой стервой, каких я в жизни не встречал…

Фома задумался. Тяготы Маркиза не очень вязались с его славой и репутацией революционера и разрушителя косной церковной идеологии.

– И тогда вы решили соблазнить её сестру? – осторожно спросил Фома.

– Я? О, нет! Анну соблазнил не я. Я был слишком честен и порядочен для такого безрассудного поступка. В то время, друг мой, девственность была в цене, и девушка, лишенная девственности была лишена надежд на достойное замужество, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Господин Монтрёй хорошо понимал коммерческую цену девственности, и дочери его уважали, и боялись…

Нет, друг мой, хоть и пылал я страстью безнадежной к сестре, но ничего себе не позволял. Но это мне не помогло. Когда Рене, вскорости, забеременела, доктора ей посоветовали покой и воздержание, а мне прозрачно намекнули, что ежели я себе покаместь буду пользовать девушек по вызову, из приличных и благопристойных, то тем самым и семья не покачнется, и благоверная моя будет в покое и сохранности.

Такого оборота дел я никак не ожидал, но идея мне понравилась. Я пригласил одну, другую, третью, и даже пригласил Латура, своего бессменного камердинера. И в одночасье мне стало скучно, ибо похоть без любви краткосрочна и безвкусна. Рене, моя дражайшая супруга, возненавидела меня еще больше, и вместе со своей матушкой она стали тайком строить мстительные планы, наблюдая за моими разгульными вечеринками.

Тем временем, при помощи Латура, я придумал новый трюк. Я приглашал не просто девок, а как бы для домашнего театра актрис, не просто заниматься сексом, а по сценарию, который мы с Латуром готовили заранее, и иногда давали им для прочтения. А иногда, не раскрывая плана, просто угощали их снедью и вином, иногда с каким-нибудь приворотным зельем, и потом всех их привлекали к утехам плоти.