Петр Альшевский - «Улица собак легкого поведения»

– Наши соседи держат корову, – сказал она, – так что, если хочешь, я могу у них сметаны купить, или там творога.

Редин не возражал:

– Давай тогда и сметаны и творога.

К самому молоку, насколько она знает, Редин довольно безразличен, но к разным его проявлениям он относится, чувствуя в себе некую стыковку с легкомысленным интересом – она купила, Редин кивнул; не обслуживая ее даже беседой и не провоцируя эскалацию эротических звуков, приступил к дегустации: опробует творог и едва не задыхается от отвращения. Мерзость неканоническая – как объяснял попытавшийся поджечь небо причетник Даманьян Радукович: «Мерзость бывает двух видов: мерзость встречи и мерзость расставания. Если какую-нибудь из них вы и распознаете, то, вероятнее всего, это не она». Ладно, подумал Редин, голова начинает гнить с сердца, а я отыграюсь на сметане: опускает в нее мельхиоровую ложку, держит во рту, и сплевывает обратно. Мало того, что сметана какая-то склизкая, она еще и не к месту сладкая. Жестко разозлившись, и при любых обстоятельствах сохраняя глухую жажду жизни, Редин схватил эти банки и пошел к забору. Там, на другой его стороне, возле парника неамбициозно согнулась древняя старуха. Редин к ней. Не осмеливаясь на мелкотравчатые сантименты: через забор перелезает лишь голосом, но внятно.

– Послушайте, вы, у парника, – сказал Редин, – это вы нам сметану с творогом продали? Вы или нет?

– Я, милок, кто же еще, – ответила старуха.

– А почему они у вас такие… невкусные?

– Невкусные?

– Да не то слово! – срывается Редин. – Грэм Грин, Гром Гроз! Молоко я меряю глотками, пиво литрами!

Старуха покачала головой и задумалась: о жившем в четвертом веке в Кальяри памфлетисте по имени Люцифер? о том, почему же любимой кофтой Маяковского была желтая? – и мягко сказала:

– Может, и ваша правда. Я же их не пробую.

– Почему?! – спросил Редин.

– Так ведь пост сейчас, нельзя мне. Вам продавать можно, а мне самой ни есть, ни пробовать никак нельзя.

Что же это? к чему? когда чихаю, не бывает такого, чтобы ни вырвало; бессловесно осенив собеседника крестным знаменем, старуха снова уткнулась в огород. У нее ни волнений, ни стремительного течения мыслей, а Редин, злопыхательно удаляясь в доискивание причин, не знался с душевным спокойствием до самой луны. Потом отошел, улыбнулся. Луна все-таки.

Высокий и нескладный Фролов,нуждающийся в луне больше, чем в могучем, плечистом Редине, утром того же дня отдыхал дома в одиночестве. Но когда Фролов был на кухне, в его комнате захлопнулась дверь. Наверное, ветер, но кто же закрыл ее на ключ изнутри? кто-то из живых? с какими целями? – в шестом часу Фролов снова захотел находиться дома; он туда и идет, Фролов с недоверием относится к утверждению Маркиза де Сада, говорившего, что «инцест делает любовь к Родине более активной», у подъезда Фролова скопление молодежи: они собираются кого-то долбить – в апреле 2001-го что-то подобное уже происходило. На Селезневской улице к Фролову тогда подошла рослая белая женщина; держа под руку испуганного негра, она сказала Фролову: «Помогите нам, за нами уже полчаса пробираются вон те бритоголовые, а у меня с моим Дубабой большая любовь, он уговаривал меня жить у него в Конго, но там, куда ни посмотришь, одни негры, и я не хочу каждый день видеть только негров, мне достаточно моего Дубабы. Моего славного Дубабы, которого я безумно люблю – вы же верите в любовь, вы ведь нам поможете, если они нападут?». Фролов взял время на размышление, он еще ничего не ответил, но они уже набросились; негр с влюбленной в него женщиной куда-то пропали, и задумчивый христианин Фролов нахватал за всех троих. Стряхнул с волос подсохшую грязь. В церковь не бросился, на заскоки прильнувшей к нему потусторонности посмотрел сквозь пальцы – он испытывает чудовищную нехватку положительных эмоций, и сегодня у его подъезда намереваются бить неплохо знакомого Фролову парня. Диму «Вантуза» Евстифеева. Гадливую сволочь.

Фролов не заплетает в косы гривы коней Апокалипсиса, но «Вантуз» его также заметил и громко закричал:

– А вот и помощь пришла! Теперь все вопросы к этому высокому человеку! Псу дальних дорог! Грозному пешеходу воздушных путей! Он и за меня вам ответит, и от себя парой заготовок из кун-фу по вашим харям пройдется!

С какой стати он прокричал про кун-фу, Фролову не вызнать и не сообразить; молодых людей, переметнувшихся злыми глазами уже на Фролова, не один и не два – у всех маленькие мозги, крепкие руки, но Фролов все же постарается их образумить; его авторитет в их злых глазах, конечно же, небольшой, но не сразу же позволять им себя бить.