Владимир Елизаров - Mein lieber friend

– Дорогой граф, – нарушил паузу король, – вы разве сегодня не просматривали бумаги для доклада?

Граф Осиное Гнездо покраснел. Он услышал в словах короля скрытый намек. Он не знал, что ему говорить и потому сказал просто:

– Да, ваше величество, – что можно было понимать очень расширительно. «Как глупо! Глупо, – думал граф. – Зачем король спрашивает, смотрел ли я бумаги? Как это глупо».

– Может быть, граф, следует послать за начальником тюрьмы? Послушаем, что он скажет, – предложил король.

Послали за начальником тюрьмы. Он словно чувствовал, что его позовут и уже сам направлялся во дворец. Посыльный успел только выскочить за ворота, как столкнулся с ним нос к носу.

– Прекрасно. А меня послали за вами. Вас ждет король и с ним граф Осиное Гнездо. Поспешите и не говорите, что видели меня.

Объявили о приходе начальника тюрьмы. Граф перевел дух. Король слегка побледнел.

– Вы и есть начальник тюрьмы? – осведомился король, сходу озадачив вошедшего – как если бы тот задал подобный вопрос своему старому знакомому. Начальник тюрьмы почувствовал что-то неладное и в почтении склонил голову.

– Я, ваше величество.

Выждав паузу и узрев, что и начальник тюрьмы видимо не ведает о содержании просьб своих заключенных, король начал издалека.

– Мы знаем, любезный, что ваши заключенные не желают подавать прошения о помиловании. Как это понимать?

«Не знаю, о чем говорит король, – подумал начальник тюрьмы, – сегодня же утром я строго по тюремному распорядку вручил все прошения графу. Скверно. Скорее всего, этот интриган граф потерял все казенные бумаги и прошения вместе с ними. Или подарил какой-нибудь своей знакомой, а всю вину свалил на меня. Говорят его сегодня утром видели с… Скверно. Получается так: если я знал, что заключенные отказываются писать, то обязан был доложить. Если же вовремя я не доложил, значит, не знал ничего. Не знал или намеренно утаил. Что можно расценивать как страх наказания, а то и хуже – открытое неповиновение. Убедить короля, что граф возвел на меня клевету? Но как убедить, когда нет бумаг? Как же убедить? Хотя в руках графа я вижу какие-то бумаги… А что же это за бумаги?»

– Так как это понимать? – повторил король, не спеша разворачивая свиток с именами приговоренных. Начальник тюрьмы молчал, не зная, что и сказать. Он скосил глаза сначала на свиток, потом на графа, ища у того поддержки. Но тот лишь устало улыбнулся. Потом перевел глаза на бумаги в руках графа, силясь разглядеть, что же это за бумаги. Но ничего нельзя было разглядеть. Граф надежно прикрыл их своей белоснежной манжетой. Не отвечать королю было нельзя. Это означало… Трудно даже сказать, что это означало. Подобного еще не случалось.

Из всех зол, свалившихся на начальника тюрьмы, наименьшим для него сейчас было бы признаться в небрежности, в рассеянности, сослаться на переутомление и тяжелую работу по ночам, на последствия горячки, случившейся вдруг вчера вечером; сказать, что прошения были, много было прошений, гораздо больше обычного, но потом куда-то подевались, может быть даже растерялись по дороге во дворец. Надо бы о том расспросить кучера. Однако начальник тюрьмы избрал для себя зло наибольшее: он по-прежнему молчал, опустив глаза, выказывая тем самым фактически открытое неповиновение королю…

12

– Одевайся. Мы идем хоронить тетю Зою, – сказала бабуля.

– Ба… А что значит хоронить?

– Тетя Зоя умерла.

– Умерла?

Впервые я услышал, что кто-то из людей помер. Я видел дохлую собаку. Видел дохлую крысу во дворе. Но никто из людей еще при мне не умирал.

– Почему умерла?

– Все люди умирают когда-нибудь. Тетя Зоя не исключение.

– И я умру?

– Одевайся и не болтай лишнего.

– И что теперь с ней будет?

– С кем?

– С тетей Зоей?

– Ничего. Положат тихонько в гроб и в землю закопают.

Мы собрались и пошли.

За рынком у ворот автобазы остановились. Под деревом лежал человек. Он лежал вниз лицом, широко раскинув руки.

– Пьяный, – сказала баба Тоня. – Видишь, какой он грязный. Будешь плохо себя вести – станешь на него похож.

Человек не шевелился. Обычно пьяные шевелятся. А этот был неподвижен.

– Он умер, – сказал я. – Его надо похоронить.

– Нет. С какой стати ему умирать?

Бабуля слегка пнула его ногой. Человек зашевелился.

– Это же Барбоша, – обрадовался я.

– Кто?

– Барбоша. Из нашего дома.

– Какой еще Барбоша?

– Из первого подъезда.

– А ты откуда знаешь?

Она еще раз толкнула его носком сапога.