Эна Трамп - Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 3. Необычайное путешествие воробья по имени Нис и беспризорницы Юны, и что они там нашли, и что потеряли

Никто не знал, где она живет. Даже я, Перекати-Кукуруза! Мы с ней встречались всегда одинаково; на главной площади города. Город у нас называется Николаев. Там стоят лучшие в мире автоматы с газированной водой за три копейки. Вот ими я ее и поил, когда ей хотелось пить. Половину воды я сливал, чтобы было побольше сиропа. У кого угодно слиплись бы кишки от такого количества сиропа, которое мы выпивали в те дни – у кого угодно, кроме нас с Кукурузой. Иногда я задерживался, зарабатывая эти медяки, – и тогда, подходя, видел издалека пару-тройку охотников до Кукурузиных улыбок; обычно они прятались – кому охота быть снесенным волной? – когда Катя срывалась и шла мне навстречу – как прогулочный катер. Кое-кого, конечно, приходилось и разбрасывать. Катя была сильная, от оплеухи ее расцветали цветы, которые не увядали до следующего лета. Мне она говорила – зачем? тебе же здесь жить. Бывало, однако, я возвращался, проводив ее на трамвай – трамваи она останавливала как такси, протянув руку поперек рельсов, – в сопровождении целого эскорта. Все они меня знали и не решались нападать – после прогулок с Катей Кукурузой у меня был такой прилив сил, что не слабо было мне перевернуть машину. Вот они и остерегались – берегли свое добро. Пока наконец не случилось по-другому.

Пока наконец однажды мы с ней возвращались утром, прогуляв всю ночь – и увидели их. Через два часа мне надо было на работу. Было ясно, как день – они никогда не видели Кати Кукурузы, их привезли и поставили здесь, тому, наверное, не более часа. Я сказал ей: «Катя, уходи» – она ответила: нет; задала она мне задачу. Пришлось объяснять. Я сильно вырос за то время, пока мы встречались; и в физическом отношении; наконец, оглядев меня, она поняла, что я справлюсь. Повернулась и пошла в обратную сторону, не оглядываясь, – а я пошел к ним, опасаясь, что иначе они пойдут за ней – о, Кукуруза!

Дело было под фонарем. Я их расшвырял. Их было восемь – ну, около того, не меньше. Что у них было в руках – не видал; но точно они были не с пустыми руками. Вдруг все разбежались. Я один. Поворачиваюсь, а передо мной стоит Катя в платье. Грудь под платьем сильно вздымалась: так мчалась меня спасать, запыхалась даже. Я сказал: Кукуруза – уходи. Она стояла на месте и смотрела на меня. Никто так не смотрел на меня в жизни. Тогда я повернулся и пошел. Чувствовал я себя неважно. Штормило – и морская болезнь: что ни шаг, то, казалось, стошнит, от всех этих сиропов. Неприятнее всего попало по спине – руками шевелить было трудно, так я и шел, не шевеля руками. Куда? – в больницу, вот куда. Неподалеку была одна; но когда я пришел, врач сказал, что сегодня выходной, и посоветовал мне вызвать скорую помощь. Когда я повернулся – он ойкнул; но я уже ушел. В другой больнице мне вынули из спины нож. Я с ним шел всю дорогу. Спите, девчонки. Слышите – ветер.

– Вставайте! Вставайте! Вставайте! Вставайте!

Беспризорница Юна и воробей по имени Нис проснулись вместе на полу.

Это была первая настоящая ночь, которую они провели вместе. Провели они ее так, как не снилось никогда в жизни не только воробью, но и беспризорнице Юне: на какой-то куртке!

Не в этом дело. А вот: они были довольно-таки далеко от дома, что Юниного, что воробьева; без разницы. И они были. Вот; они проснулись. На какой-то куртке; а укрываясь какой-то другой курткой. Они выспались. Что-то хорошее случилось с ними вчера.

А именно то! они ехали, и они уехали, и они выспались. Они преодолели трудности – не только Юне не было чего стыдиться перед воробьем, но ведь и воробью, пожалуй, было чем гордиться? Пожалуй? Беспризорница Юна обнаружила в себе уважение к воробью: девчонка, «ниис…» – а даже не стала там как-нибудь плакать, или страдать. Как она держалась вчера – нормально. Даже ей захотелось это воробью сказать; только она не могла придумать, как. Затруднительно было придумать – потому, что холод ворвался в дом, выпуская взамен тепло, которое ночью они надышали. А в двери, застилая солнце, тоже хотевшее ворваться, стояла как по трафарету вырезанная фигура, и это был Простофедя, добряк, и он повторял сто раз подряд:

– Вставайте! Вставайте! Вставайте! ВСТАВАЙТЕ!

Хоба-на!

Юна, махом, села. – Мы уже встали, – сообщила она в дверной проем. – Не надо орать.

Простофедя ступил в дом – дверь не закрывая. Сразу стало тесно. – Не видно, – сказал он, оправдываясь. – Там, – он указал бородой. – Солнце. Погода хорошая.

Воробей тоже села. Косички у нее расплелись, и она стала их по одной заплетать. Юна с ней переглянулась. – А где этот? – опять повернувшись к Простофеде.