Галина Балабанова - Баба ягодка опять

В таком режиме он прожил около трех лет. За то время, пока он «ремонтировал» душу, его и без того запущенная квартира окончательно пришла в упадок: паркетные полы вытерлись, потолок облупился, обои отклеились и клочьями свисали со стен, плитка в ванной расшаталась и грозила обвалиться в любую минуту, унитаз с лопнувшей крышкой напоминал фрагмент коммунальной квартиры пятидесятых годов. Техника тоже понемногу выходила из строя. Особенно плачевно выглядел старенький холодильник с разболтавшейся ручкой и морозильником, похожим на ледяную пещеру, с треснутой и обмотанной изоляционной лентой дверцей, удерживаемой засохшей веткой багульника. Вы спросите, почему веткой? Ответ простой – это дешевле, чем купить другой холодильник. Хотя денег у Владимира Николаевич хватило бы на сто таких холодильников, и на новые шторы, и на стиральную машину, и на прочие предметы домашнего обихода. Но Владимиру Николаевичу было не до бытовухи. Духовность и здоровье – вот что главное в жизни. А то, что духовность, пыль и разруха – вещи несовместимые… об этом он как-то не думал. Так и жил не тужил… в медитации, пыли и мыслях о вечном. И тут вдруг Машка со своими сапфировыми глазами.

Владимир Николаевич пошел на кухню, налил в чайник воды. Запах Машкиных духов легкой волной пролетел над головой. Он сел на табурет, глаза сами собою закрылись. Машка опустилась перед ним на колени и поцеловала в мизинец. Владимир Николаевич не ожидал от себя подобных фантазий. Он поднес палец к носу. Мизинец не просто пах, он благоухал Машкиными духами.

Какая-то сила подняла его с табуретки и повела к телефону. Позвонить он осмелился только на следующий день.

– Доброе утро, Машенька, – не своим голосом проворковал Владимир Николаевич, прижав трубку к щеке. – Надеюсь, я вас не разбудил?

– Нет, что вы, – наигранно проговорила Машка, не ожидавшая звонка от Гнедышева, да еще в такой ранний час.

– Хотел узнать, как вы себя чувствуете, – смущенно проговорил он и замолчал.

– Спасибо, хорошо, – соврала Машка, – а вы?

– Тоже неплохо, – протяжно вздохнул он. – Тогда, пожалуй, до понедельника…

В трубке повисла гнетущая тишина. Машка поняла, что он передал инициативу в ее руки.

– Я на днях буду в вашем районе, – как бы между прочим сказала она, – мне надо справку в ДЭЗ отнести.

– Справку? – встрепенулся Владимир Николаевич и неожиданно для себя пригласил ее на чашечку чая.

Машка, не раздумывая, приняла приглашение и в назначенный день, прихватив коробку конфет, поехала в гости.

Погода, испортившаяся накануне знаменательной встречи, к утру стала еще хуже, что окончательно испортило Машке и без того паршивое настроение, добавив к беспокойству несвойственные ее характеру озлобленность и раздраженность. Из чернильных туч как из ведра лил нескончаемый дождь, по улицам, словно шальной, носился промозглый северный ветер. Срывая листья с деревьев и выворачивая наизнанку зонты, он норовил забраться Машке под плащ и сорвать с головы шейную косынку, с помощью которой она пыталась сохранить прическу. С транспортом вообще был полный коллапс. Автобусы выезжали на маршрут чуть ли не с часовыми опозданиями, и как она ни старалась, на встречу все-таки опоздала.

– Я думал, вы не придете, – открыв дверь, обеспокоенно проговорил Владимир Николаевич. – На улице такой дождь…

– Скорее ливень, – уточнила Машка, скинув у порога промокшие туфли. – У вас тапочки есть?

Владимир Николаевич поднял глаза к потолку.

– Кажется, где-то были… – потоптавшись на месте, задумчиво проговорил он и, резко развернувшись, направился в комнату. Вернулся с бумажным свертком в руках. – Вот, нашел. – Он вытряхнул из свертка мужские потертые шлепанцы.

Машке ничего не оставалось, как сунуть ноги в облезлые чудища и шлепать в этих уродцах на кухню, где уже закипал чайник.

Владимир Николаевич достал с полки две пузатые чашки в зеленый горох, початую пачку печенья, банку с вишневым вареньем и крохотную вазочку из прессованного хрусталя.

Машка положила на стол коробку конфет, высыпала на блюдце печенье и, налив в розетку варенье, присела на стул.

Пока гостья накрывала на стол, Владимир Николаевич наблюдал за ее неспешными действиями, и, как ни странно, ему это нравилось.

Они просидели за столом до самого вечера. Пили чай, говорили о том о сем, вспоминали юбилей, напоследок поцеловались.

Вторая встреча произошла через неделю по обоюдному желанию. Третья состоялась еще через неделю. Поцелуи, обнимашки, заигрывания – как пятнадцатилетние… И так целый месяц.