Александр Проханов - Леонид

Но Борис Генрихович не услышал сигнал.

– А что, Леня, ведь теперь-то видно, чего нам стоил и еще будет стоить Крым. Плата слишком велика. Ты послушай, что говорит бизнес, что говорит интеллигенция. Может, нам стоит помириться с Америкой и Европой? Вернуться в «докрымские» времена?

Глаза Леонида Леонидовича стали жутко фиолетовыми. На висках под бачками вздулись синие вены. Изо рта полетел жаркий воздух. Казалось, поднеси спичку и зашумит газовая горелка. Этой горелкой Леонид Леонидович жег испуганного Шаронова. Так палят щетину на поросенке.

– Ты мне, тварь, будешь указывать? Ты, мышиный помет, будешь грозить? Пугать крупным бизнесом, который сгнил на корню и не может кормить государство? Пугать интеллигенцией, которая подобна венерической болезни?

– Да нет, Леня! Я только хотел сказать, что, быть может, нам нужно мягче относиться к Америке и Европе? Где-то промолчать, где-то уступить, – заикался Борис Генрихович. Но Леонид Леонидович уже захлебывался яростью:

– Ты, побирушка, который через забор просил у меня на бутылку! Ты, кого я тащил, как тачку с навозом! Кого я столько раз вытаскивал из-под следствия! Уговаривал бандитов снять со счетчика, не дырявить тебе башку! Кому я дал бизнес, связи, положение в обществе? Ты поднялся против меня? Все вы против меня?

– Леня, побойся Бога! Ты же знаешь, я руки тебе готов целовать! Без тебя я ничто! Все мы без тебя ничто! – жалобно оправдывался Шаронов. Но Леонид Леонидович был неудержим. Гнев ревел, жег, бешено брызгал. В нем содрогалась раскаленная топка, из которой дул свистящий сквозняк. В этой топке скакало чудище, выдирало когтями его сердце. Он пылал, как мертвец в крематории. В нем лопались жилы, горели, как головни, кости. Его сгоравшая плоть, словно факел, летела наружу, оставляя раскаленную пустоту. В ней дымилась и осыпалась окалина.

– Руки мне целовать? Ничто без меня? Зачем ты летал в Вашингтон и встречался с этим рыжим сенатором?

За моей спиной договариваешься с американцами? Меня сдаешь, а себе покупаешь жизнь? А кто, скажи мне, спонсирует этот гребаный телеканал, который называет меня «убийцей сирот» и «главным вором в России»? И что это за «космическое государство» вы создаете? Взамен Государству Российскому, Президентом которого я являюсь?

– Ты не прав, Леня, не прав! – умолял Шаронов. Его уложенные, голубоватые волосы растрепались. Костяной подбородок размяк. Нос провалился. – Леня, ты сам просил меня встретиться с сенатором Гелси, прозондировать расклад в сенате. А с этими педиками на телеканале, ты сам мне приказал дать им денег, чтобы они умолкли! Верь мне, Леня! До гроба с тобой! А «космическое государство» – это шутка, игра! Ты, Леня, истинный Президент России!

Гнев иссякал. Леонид Леонидович чувствовал едкую пустоту, в которой догорали последние гневные слова. Становилось тошно. Казалось, за эти несколько гневных минут он состарился на десяток лет. Становилось стыдно перед другом, которого напрасно обидел. Хотелось каяться. Должно быть, так безумной истерический Грозный Царь рубил головы, а потом, рыдая, записывал имена казненных в синодик, велел в монастырях молиться за них.

– Я ссорюсь с американцами, вас защищаю. Строю ракеты и лодки, чтобы американцы сюда не сунулись. Если придут, все у вас отнимут. Банки, корпорации. Пусть скудоумные патриоты думают, что я спасаю Святую Русь. Я спасаю ваш бизнес, Боря.

Борис Генрихович видел, что беда отступила. Удобнее утвердился в кресле, из которого готов был выпасть и бухнуться перед Леонидом Леонидовичем на колени.

– Мы это понимаем, Леня! Мы понимаем! Нельзя доверять американцам. Они всех и всегда кидают.

– Дайте мне время – обессилено произнес Леонид Леонидович – Мне нужно время. Я снова двинусь вперед! Мы должны перетерпеть. Россия должна перетерпеть и не устраивать революцию.

– Да мы первые будем ее подавлять! – властно произнес Шаронов. Его взлохмаченные волосы сами собой улеглись. Нос твердо выпрямился. Подбородок жестоко заострился, – Мы не допустим хаоса!

Леонид Леонидович чувствовал усталость. Его глаза потеряли фиолетовый цвет, стали младенчески голубыми. Бачки на круглых щеках слабо золотились. Сходство с августейшей особой усилилось.

– Я ввел пост вице-президента. Кто бы мог его занять, как ты думаешь? Мало ли что со мной может случиться. Кто-нибудь из вашей когорты?

– С тобой ничего не случится, Леня! За тебя в монастырях молятся. Кого назначишь вице-президентом, того и назначишь. Не нам судить.