Галина Балабанова - Год Синей Лошади. Рассказы о жизни, счастье и любви, написанные с юмором и от души

– Не пойдет, – загадочно улыбнулась Юлька, опустив глаза в пол.

– Это еще почему?!

– Потому что подруга твоя – беременна.

– Не может быть! – Машка схватила Юльку в охапку и закружила по комнате. – Ладно, забираю свои слова обратно, – сдерживая слезы, щебетала она, – будем надеяться, что этот козел хоть здесь себя как мужик проявил. Ты ведь о дочке мечтала?

– Мечтала, – хлюпнула Юлька, уткнувшись ей носом в плечо, – только он ничего об этом не знает.

– Почему?!

– Не хочу.

– А мама? Маме сказала?

– Нет. Только отцу.

– Понятно. И он, разумеется, против.

– Естественно. Семью, говорит, позоришь.

– А ты?

– А я сказала, что это моя жизнь и ребенка я убивать не буду.

– Вот это правильно! Молодец! – она погладила Юльку по животу. – Но Константин Аркадьевич каков. Семьдесят лет прожил, а ума так и не нажил. – Она обняла Юльку за плечи. – Не расстраивайся, увидит внучку, простит. Мелюзга, она еще не такие сердца растапливала. Помнишь моего первого? Уж такой петух был, кроме своего хохолка ничего и не видел. А как Пашку на руки взял, разомлел. Правда, ненадолго, но все-таки. А Константин Аркадьевич человек пожилой, сколько у него радостей жизни осталось? Так что не горюй, все наладится. А Сергей твой… хоть и негодящий мужик, но о ребенке знать должен.

– Ничего он не должен.

– Ну, тебе видней, – сдалась Машка, – а хочешь, я у тебя поживу?

– Правда? – обрадовалась Юлька, – спасибо, Машунь, поживи, хотя бы недельку.

– Да хоть целый год.

– А Костя против не будет?

Уж очень грозный был у Машки жених. Огромный, как таежный медведь, и суровый, как сотня питбулей.

– Не будет, – отрезала Машка. – А если что, пусть плывет на своем корабле, откуда приплыл.

– Ой, Машка, разбрасываешься ты мужиками, – вздохнула Юлька, с любовью посмотрев на подругу.

– А тот не мужик, что своей бабе не доверяет, – хмыкнула Машка, – тот трус и неудачник, а по большому счету – козел. А на кой мне козел? Чтобы все жизнь мне на ухо блеял?

– Наверное, ты права, – пискнула Юлька.

– То-то… – улыбнулась Машка. – Вот мы Костика заодно и проверим. Вдруг я опять не на того нарвалась?

– Может, не надо, Машунь, – занервничала Юлька. – Поживешь недельку, и ладно.

– Ох уж эти мне сантименты, – взвилась Машка. – Не зли меня! Сколько надо будет, столько и поживу. В конце концов, ты у меня одна.

– Ты же говорила, что любишь его, – озадаченно промямлила Юлька. – А теперь проверять собралась…

– А я и сейчас от своих слов не отказываюсь. Люблю. Но тебя я тысячу лет знаю, а его всего восемь месяцев.

– Спасибо, Машунь, – расчувствовалась Юлька, – что бы я без тебя делала…

– Ну, хватит киснуть, – оборвала ее Машка, – пойдем лучше чайку попьем.

– Чайку это хорошо, – вздохнула Юлька, – только у меня в холодильнике мышь повесилась. – Она вытащила из шкафа кофточку. – Ты телевизор пока посмотри, а я в магазин сбегаю. Тут близко, я быстро, туда и обратно.

– У тебя, что, совсем ничего нет?! – удивилась Машка. Уж чего-чего, а еда у Юльки в холодильнике никогда не переводилась. Значит, дела и правда фиговые.

– Машка, я тебя так люблю, – захлюпала Юлька, и на душе у нее посветлело. Как все-таки хорошо, что у нее есть такая подруга.

Ближайший магазин, вернее магазинчик, куда отправилась Юлька, находился в двухстах метрах от дома, в небольшой одноэтажной постройке пятидесятых годов. Юлька редко заходила в это отсыревшее малоприятное заведение, разве что по острой необходимости, когда не было времени идти в супермаркет, находившийся в двух автобусных остановках от дома. В магазинчике как обычно было сыро, сумрачно и безлюдно. Лишь парень в камуфляжной одежде, шурша купюрами, нарушал пропахшую гниющими овощами липкую тишину.

– Ну, и долго ты будешь думать, защитник? – услышала она голос вынырнувшей из-под прилавка продавщицы. – Я тебя спрашиваю, – тетка с ненавистью посмотрела на парня, – или оглох?

Парень почесал затылок и озадаченно посмотрел на полку с бутылками.

– Да вот не знаю, что лучше взять, коньяк или водку…

Продавщица со злостью смахнула с прилавка луковую шелуху.

– И когда вы ее, ироды, только напьетесь? – прошипела она. – С утра до ночи ходють и ходють, то им пиво, то водку подай, а матерям с горя хоть вешайся, – она сдернула с головы сбившуюся на затылок косынку. – Тоже мне, защитники родины…

– Ладно, возьму водку, – не дал ей договорить парень и, вытащив из кошелька пятитысячную купюру, положил ее на прилавок.