Остальным солдатам оставалось ебать только стрелочницу, Бабу-Ягу лет шестидесяти, немытую и беззубую. Её будка, только без курьих ножек, стояла метрах в двухстах от нашего лагеря.
А шо делать… Шо делать…
В закутке палатки крепились 3—4 рукомойника. А вода в них, блядь, такая ледяная! Поэтому бойцы сразу бежали по нужде и в строй. Столовая тоже палатка, но похолодней. Каша на вилке застывает. Пар изо рта при кормёжке валит. Тарелки хуёво моются. Зато мух и тараканов в жратве к счастью нет. Вот настанет лето, тогда это станет нормой. Дополнительно к завтраку – Бамовская добавка: кофе с молоком и две поливитаминки. Солдаты были твёрдо убеждены, что это специальные «колёса», чтоб не стоял, и ненавистно сбрасывали витамины на земляной пол.
– Товарищ, старший лэйтэнант, рота на утренный развод построэна! – И Гаджи приложил руку к ушанке.
Я глядел на закопченные рожи, и похмельная тоска брала с новой силой.
– Здравствуйте, товарищи солдаты – раздался вдруг бодрый голос за спиной.
Это замполит с блядок прискакал и тут же на развод. Молодец!
– Здравия желаем, товарищ старший летенант. – Вяло прозвучало по строю.
Замполит нахмурился:
– Не понял! Что? Родину любить разучились? Упор лёжа принять!
Рота замешкалась на морозе.
Замполит снёс первого попавшегося пинком в бок. Тот опрокинулся, и рота приняла упор лёжа. После отжатия от снега, силы естественно прибавились, и замполит остался доволен новым приветствием. Затем он наклонился к моему уху:
– Командир, для тебя новости. Одна не очень, вторая хорошая.
Я кивнул:
– Давай. Всё равно с какой.
– Связывался с батальоном, передали, что если не разгрузишь до десяти, простой вагонов будешь из своего кармана платить. А вторая хорошая, я щас на вагоны смотрел, там один без креозота есть.
Вторая новость порадовала, а первая нисколь не напрягла. Места для разгрузки всё равно не было. Наше пространство было до отказа забито этой хуйнёй и рельсами. Скину под откос, тут же решил я, утилизирую. Это быстрее, складировать не надо, а когда придут вертушки с щебнем, засыплю сверху.
И станционный тепловоз потолкал вагоны, кроме одного, к откосу в метрах восьмистах от нас. Загрохотали борта, перерубили стяжки, и просмоленные брусья полетели в обрыв. А я пошел будить Бычу.
– Быча, подъём! Шпалы пришли.
– Иди на хуй – пробурчал тот и залез под одеяло с головой.
– Быча – капитан Бычанков. Бывший майор. Герой БАМа, шедший со своей ротой на передовой линии легендарной стройки. То, что рассказывал он о первопроходцах-солдатах, живших в палатках за четыреста километров от ближайшей власти, наводило страх на нас всех. Там не было разве что людоедства! Потом он стал командиром батальона. Именно Быча должен был вколотить заветный золотой костыль на важном участке стыковки трассы и получить за это орден Ленина и повышение. Но, к сожалению, водка сгубила Героя. Накануне стыковки въехал сдуру кому-то в рожу, и золотой костыль забил другой! А Быча с горя запил и забил… на всё.
– Быча порхал от батальона к батальону. Заставить служить его было невозможно. Семнадцать рапортов на увольнение и готовность написать восемнадцатый по первому требованию. Более десятка судов офицерской чести и прочее, прочее. Быча, смирившись, ждал сороковника, чтобы уйти на капитанскую пенсию и мирно работать на гражданском строительстве. Тогда ему было тридцать пять.
– В батальоне он был явно лишний. И Бычу отправили к нам в роту командиром третьего взвода, которым он отказался командовать, собственноручно написав бумагу о том, что боится личного состава! Я чувствовал в нём беспредельщика, такого же, как сам. К тому же Быча был КМС по боксу и связываться с ним точно не стоило.
– Я пнул по ножке кровати и ещё раз повторил:
– Подьем!
– Иди на хуй, командир, а то уебу, – и Быча грозно зыркнул из под одеяла.
– Шпалы пришли, Быча. Один вагон без креозота. На станцию пиздуй к работягам и в цех зайди. По рублю за штуку отдадим.
– А похмелиться.., что осталось?
– Я достал бутылку портвейна и открыл, налил ему и себе по полстакана. Полегчало. Мы закурили. Быча стал одеваться. Махмуд уже прибрал каморку и принёс завтрак, тоже солдатский. Через немогу съел пару ложек.
До Махмуда в офицерской теплушке прислуживал другой солдатик, и как то раз у Бычи пропали триста семьдесят четыре рубля. Быча заподозрил общего денщика. И тот сознался в воровстве, но… после того, как Быча привязал его к стулу и загнал ему под ногти иголки. Я сам видел следы от пыток!
Читать дальше