Геннадий Евтушенко - Грехи наши тяжкие

На втором этаже, в зале вылета, народу было много. Алексей направился к центральному табло. Выход на посадку на нью-йоркский рейс была справа, туда он и двинулся. Сумасшедшая мысль все время преследовала его: плюнуть на все и всех и подойти. Это ведь последний раз! Но он гнал ее, гнал изо всех сил. Конечно, на Лену и Тольку наплевать: переживут, а вот Таня… Тане дальше жить со своим Олегом. Как она себя поведет?

Сумеет сдержаться? Да и за себя он не ручался. А рисковать нельзя. Олег ревнив до безобразия. Один взгляд, одно движение может испортить ей жизнь.

Алексей медленно пробирался сквозь толпу улетающих и провожающих, постоянно натыкаясь на чемоданы, баулы, сумки, осторожно раздвигая плечом чьи-то чужие плечи и спины, бесконечно повторяя: «Простите, извините», и, наконец, увидел их. Всю семью: Таню, Лену, Толю, Олега, его родителей, нескольких друзей Тани и Олега. Они стояли у самого таможенного поста. Прощались. Это были последние слова, последние поцелуи. Таня стояла к нему спиной, обнимая Лену, а та заплаканным лицом все прижималась к щекам дочери, невидящими, полными слез глазами смотрела сквозь колышущуюся толпу, а губы что-то беззвучно шептали и шептали в ушко Татьяны. Что она могла сказать ей в эту минуту? Все было уже сказано, говорено-переговорено тысячу раз. Но материнское сердце не позволяло ей молчать и не давало сил оторваться от своей кровинушки, от доченьки, единственной, родной, красавицы, самой лучшей, самой прекрасной, самой, самой, самой…

Алексей снова услышал свое сердце. В груди давило, и это было непривычно. Боль не сильная, но неприятная появилась где-то внутри и сердечко ритмичными толчками напоминало о себе: есть, есть, есть… Обычно Алексей и не чувствовал своего сердца: есть оно или его вообще нет. «Странно, – подумал он, – в такую минуту я ничего не должен чувствовать, а я чувствую. Странно. Может, я уже и не так люблю Таню?» Но в то же мгновение он увидел, как Таня оторвалась от матери и обернулась. Сердце так садануло, что он схватился рукой за грудь. Напряженный взгляд Татьяны был направлен, казалось, прямо на него, но вот он померк, равнодушно скользнул по толпе, и она отвернулась.

«Не увидела, – понял он. – Без очков не увидела. Наверное, просто почувствовала мой взгляд, или мне хотелось, что бы почувствовала. Но не увидела. Может, к лучшему».

Алексей осторожно выглядывал из-за плеча огромного грузина, столбом громоздившегося перед ним. Лена всё плакала, Анатолий топтался у неё за спиной, как боевой конь, рвущийся в атаку, но сдерживаемый сильной рукой кавалериста. Олег, уже простившийся с родственниками, терпеливо ожидал окончания этой грустной процедуры и рассеянно поглядывал по сторонам. Таня всё не уходила. «Ждёт? Может меня ждёт? Тешь, тешь себя надеждой». Эти тщеславные мысли переплетались в голове Алексея с горьким чувством разлуки. Когда второе захлёстывало, сердце начинало давить сильнее, и он со страхом думал: «Вот шлёпнусь сейчас в обморок, всем весело будет! Дамочка эта, что слева стоит, заорёт, толпа расступится, а Юрьевы всей семьёй бросятся к нему. Первая – Татьяна. Упадёт к нему на грудь. Зарыдает, запричитает… Тьфу, дурь какая! Придёт же в голову! Танюшка уезжает, а он тут дурью мается, фантазии разводит»!

Таня к этому времени оторвалась, наконец, от матери и утонула в крепких отцовских объятиях. Высокий, широкоплечий Юрьев прижал к себе тонкую девичью фигуру дочери, на мгновение замер, поцеловал её куда-то в висок и легонько оттолкнул от себя. Что-то коротко сказал. Алексей настолько хорошо знал своего друга, что и без звука понял его слова: «Всё, иди. Удачи, и помни нас». Таня ещё раз обернулась, скользнула взглядом по толпе и, взяв Олега под руку, шагнула к посту таможни.

«Вот и шагнула в другую жизнь, – подумал Алексей. – Всё. Теперь всё. И навсегда». Он ещё постоял немного, подождал, пока Таня с Олегом пройдут таможенный пост, и, тяжело повернувшись, побрёл к выходу.

Выйдя из толпы, последний раз обернулся, но увидел только голову и поднятую вверх руку Юрьева, махавшего куда-то в глубину уже чужого пространства. Теперь спешить было некуда.

Аэропорт жил своей жизнью, машины подъезжали, уезжали. Люди шли на посадку, большей частью молчаливые, сосредоточенные, деловито катили чемоданы на колесиках, тащили за руки сонных детишек, поглядывали на часы. «Успеете, родные, все успеете. Без вас не улетят». А из зала прилёта, вываливалась толпа весело гомонящих людей. Прибывшие оживлённо делились впечатлениями со встречавшими. Здесь то и дело слышались возгласы, смех. Хлопали дверцы машин, в воздухе витала голубоватая дымка выхлопных газов. Но Алексей всего этого не замечал. Он вышел из аэропорта и побрёл по обочине к своей машине.