Геннадий Евтушенко: Грехи наши тяжкие

Вечер прошел, как обычно: поговорили о том о сём, поужинали. Алексей отправился на диван к телевизору. У Лизы, несколько повеселевшей после еды, остались кое-какие дела на кухне. Хозяйка всегда дела найдёт. «Ну и двужильные наши женщины, – думал нередко Лёшка. – Лиза утром встаёт раньше меня, готовит завтрак, потом целый день на работе, успевает в обеденный перерыв в магазин за продуктами смотаться, домой вечером придёт – снова кухня! С ума сойти!» Думал он так, но менять ничего не пытался. Быт складывался годами. Вскоре Лиза присоединилась к нему, молча уселась на диван, придвинулась поближе к мужу, положила голову ему на плечо и через две минуты уже посапывала во сне. А Лешка сидел неподвижно, зная, как сладко ей сейчас, смотрел на экран без всяких мыслей, не вникая ни во что – всю эту телевизионную белиберду он не любил, просто хотел, чтобы жена его любимая отдохнула.

Так и прошёл вечер.

Телефон прозвонил ровно в четыре утра. Алексей тяжело проснулся, взял трубку.

– Это Лена. Ты слышишь? Таня улетает. В Америку. Навсегда. Вылет в семь пятнадцать. Из Шереметьево. Ты успеешь.

Все. Она отключилась. Алексей медленно положил трубку на аппарат. Посмотрел на Лизу, та мерно посапывала, свернувшись калачиком. В голове сумбур. «Улетает. Как же так? Улетает, а он ничего не знал. Такие вещи одним днем или неделей не решаются. Почему же Ленка раньше молчала? Правда, в последнее время они почти не общались. Ладно, бог с ней, с Ленкой. Таня улетает. Навсегда. Больше они никогда не увидятся. Надо ехать. Хоть на прощание взглянуть на нее. Хоть издали. Близко нельзя, можно выдать себя и ей жизнь испортить. Ехать, надо срочно ехать». Он быстро, но тихо, без шума, встал. Одежда, ключи от машины. Всё. На кухне оделся, выскочил из квартиры, бегом в гараж.

Было почти светло. И тихо. Даже птицы еще не пели. Но он этого не заметил. Теперь только скорость. Главное – скорость. Выгнал машину из гаража и рванул с места, только шины взвизгнули. Город уже не спал, но машин на улицах было мало. Внутренний голос шептал: «Не спеши, нарвешься на гаишника – больше времени потеряешь. Они это время любят. Но нога сама поджимала педаль акселератора, стрелка спидометра зашкаливала за сотню. – Вот и Ленинградка. Так, пробок пока нет, успею. Вылет в семь пятнадцать, таможка, регистрация, граница, часов в пять-пять тридцать пойдут на эти процедуры, должен успеть, времени еще навалом. – Перед кольцевой притормозил: пост ГАИ. – Не спеши, не спеши. Так, проехали. Теперь Химки, здесь можно поприжать».

Химки проехал быстро, поворот направо, вздохнул: «Всё, почти приехали. Еще чуть-чуть…» И внезапно – тишина… Машина какое-то время пробежала по инерции и, окончательно потеряв скорость, остановилась. Черт! Включил стартер, он сработал отлично, но двигатель не завелся. Раз, еще раз – никакого эффекта. В чем дело, в чем дело? В голове одна Таня, а тут машина встала! Ну, давай же, давай! Вспомнил: бак пустой! Мямля! Послушал вчера Лизавету, не заправился, какой же идиот! Не первый раз шел на поводу у жены, а потом расплачивался за то, что не сделал сегодня то, что мог бы сделать. Конечно, проще отложить какие-то дела на завтра. Но лучше ли? Вот и отложил! Жестокая расплата. Он подтолкнул машину к обочине, благо под уклон она легко скатилась, щелкнул брелоком, замки на дверцах отозвались сразу, и двинул рысцой по обочине в Шереметьево. Решил: «Голосовать рискованно, если не подвезут– точно опоздаю, а так наверняка доберусь».

Он бежал в среднем темпе, так, что бы дыхалки хватило. Ноги не подведут, в ногах он был уверен, а вот дыхалка… Давно не бегал, насчёт дыхалки уверенности не было, но ведь и выхода другого не было. «Ничего, – думал он, – добегу, воздух свежий, чистый, даже иномарки его не портят. Хорошо, что хоть раньше много лет бегал по утрам, вот пригодилось. Главное – успеть. А пока не сбиться с ритма: раз, два, три, четыре – вдох. Раз, два, три, четыре – выдох. Дыши ровно, ровно – успеешь. Вот он уже аэропорт».

Теперь, когда он был у цели, мысли его полностью переключились на Таню. «Уезжает. Как я буду жить без нее? Без ее глаз, улыбки, без ее легкой летящей походки? – Он горько усмехнулся: в последнее время у него только и была эта её легкая летящая походка. Все остальное было в далеком прошлом. В таком далеком, что и подумать страшно. Нынешнее же его счастье состояло в том, что он мог лишь изредка издалека видеть ее. – Сегодня, если успею, последний раз».

До него вдруг дошло: это действительно последний раз. Со времени звонка Лены прошло больше часа, и за это время у него была только одна мысль: успеть. До него не доходил весь ужас происходящего. А ужас заключался именно в этом: последний раз. Сердце сжалось. Тупая боль ткнулась ему в сердце и начала медленно пульсировать где-то там, внутри. Он удивился этим новым незнакомым ощущениям, но времени думать о них и анализировать не было. Да и не стоило. Всю жизнь он занимался спортом, бегал, играл в волейбол, баскетбол, у него был крепкий тренированный организм, и иногда возникающие то в одном, то в другом месте небольшие боли он переносил легко, будучи уверенным в своем совершенном здоровье. И, действительно, боли эти быстро отступали и забывались. Вот и сейчас он не придал значения этому внезапно возникшему дискомфорту, подумал только: «Вот и сердце по ней плачет».